Книга Лили и море - Катрин Пулэн

— Ты думаешь, что у меня мощные руки? — говорит он мечтательно своим хриплым голосом, поворачивая их. — Я не уверен в этом.

— О да, твои руки сильные, — отвечаю я. — Мои, во всяком случае, болят, и все тело вместе с ними.

— Боль — это хорошо. Боль — это так хорошо, не так ли?

Я пожимаю плечами и продолжаю играть с пустотой. Удовольствие и гордость — сидеть наверху мачты. Ветер свистит в ушах. Если я сорвусь — буду мертвой. Я закончила красить мачту и разложила свой рюкзак. Грэй удалился со своим рюкзаком — маленькая серая и неторопливая тень, которая уменьшалась на дороге, постоянно горбясь. У него рюкзак слишком набитый, Библия слишком тяжелая? На мгновение мне стало горько за него. «Голубая красавица» вернулась на воду. Я посмотрела, как подъемник продвигается вперед по стенке дока, корабль покоится на толстых ремнях, поднятый над землей как скорлупа ореха. Очень медленно механизм заставляет его опуститься в док-камеру. Ожидание прилива. «Голубая красавица», казалось, ожила, коснувшись воды. А у меня сжалось сердце. Мне захотелось стать кораблем, который возвращают морю. Я оторвалась от судостроительной верфи. Ужасная тоска охватила меня. Мне стало страшно. Для меня работа окончена. Снова я без работы. Великий мореплаватель ждет меня — но будет ли он ждать вечно? Заплатит ли мне Энди? И когда…

Этот покинутый грузовик находился на краю берега. Я пошла по высокой траве, задевая за колючие кусты. Передняя дверь была приоткрыта: я протолкнула свой рюкзак под сиденье и закрыла дверь. Вдруг мне стало легче, Энди без сомнения заплатит мне, и я поеду на Гавайи. Я вышла на дорогу и вернулась в город. Мне было холодно несмотря на солнце. Я блуждала по улицам. Крупный лысый детина с бородой мандаринового цвета шел мне навстречу.

— Эй, Лили! Сегодня еще не время, чтобы я заставил тебя кричать?

Я посмеялась немного.

— Нет, не сегодня. Мне грустно, ведь «Голубая красавица» вернулась на воду, а я пропала. Мне хотелось бы поработать еще. И затем нужно заработать на билет до Гавайев.

— Идем напьемся! А затем я удивлю тебя.

— У меня нет желания напиваться, а также следовать за тобой.

Блэйк вздохнул.

— Ты разочаровала меня, Лили… Иди к причалам компании «Вестерн Аляска», если ты действительно хочешь повкалывать, там есть работа на корабле «Северная заря». Он вернулся с острова Прибылова и вскоре отправляется к Адаку.

Острова Прибылова и Алеутские. Я подумала о Джуде, который мечтал вернуться туда ловить рыбу.

«Я оставался с роком слишком долго», — шепчу я слова, которыми ругался Том вечером, когда вернулся таким осунувшимся, истощенным, безвольным, вдруг испытав отвращение ко всей своей жизни на земле, от баров, наркотиков, этого каждодневного неистового зова выйти из себя для нарушения равновесия, безумия, бесчинства.

Я иду к консервному заводу. «Северная заря» пришвартована возле «Эбигейл», с заглушенными моторами. Я застыла на месте как столб, задержав дыхание. Строгая и молчаливая, темная и величественная на утренних светлых водах, она была красива как храм. Вскоре она отправится ловить рыбу. Она была слишком красива для меня, маленькой женщины с худым телом и щуплыми руками. Редкий смех парня из дока смешался с криками птиц. Мне захотелось плакать, как если бы я потерпела поражение в битве. Всегда слишком много мужчин, везде, я никогда не могла вести жизнь такую, как они. И без сомнения, я никогда не пойду в Берингово море. В очередной раз я почувствовала, какое это унижение — быть женщиной среди них. Они возвращались из боя, а я брела улицами порта.

Матросы склонились на железные бадьи. Один из них поднял голову и подал мне знак спускаться.

— Есть работенка разовая, если хочешь заработать три цента.

В глубине палубы громко пела Тина Тернер. Сумасшедшая радость взорвала мое сердце. Я схватилась за железную лестницу и присоединилась к ним.

Когда я возвращаюсь вечером, меня останавливает Никифо-рос. Он приглашает меня выпить и сыграть партию в бильярд. Я играю очень плохо. Подходит парень и хочет показать мне, как надо держать кий. Это взбесило Никифороса. Он бросает через весь зал бутылку. Она задевает медный колокол и чуть было не попадает в зеркало. Индеец Джои возмущается. Парень отступает. Никифорос закрывает глаза и глубоко дышит. Крылья его носа дрожат, как ноздри сумасшедшей лошади. Я сделалась совсем маленькой и возвращаюсь на свое место, туда, где стоит мой бокал пива. Брюс улыбается мне с другого конца стойки.

Никифорос успокоился. Он говорит, что построит для меня корабль, представит меня своей матери в Греции, которая меня точно очень полюбит, мы поженимся там, будем вместе в жизни и смерти — и что он убьет любого, кто позволит себе выразить по отношению ко мне неуважение.

— Греция… — говорит он, и его черные зрачки излучают печальную бархатную нежность. — Более двадцати лет я не был там, и мне так ее не хватает. Запахов, когда ты идешь по холмам и закрываешь глаза. Ты знаешь, что ты сможешь узнать каждое растение, каждую травинку, каждый цветок, потоптанный твоей ногой, столько солнца согрело землю, столько сильных ароматов там.

— Да, — шепчу я. — И стрекозы.

— И стрекозы тоже, поднимающие шум в свете и в блеске солнца. Солнце, как сияющий нож между лопатками…

Зал заполнился. Это парни с корабля «Северное море». Рыболовное судно хорошо порыбачило. Хозяйка звонит в колокол. Угощение для всех присутствующих.

— Хочешь ли ты поехать на Гавайи? — спрашивает Никифоров

— Да, я хочу туда поехать, но не с ним. Я покидаю бар.

Я пересекаю порог шельтера. Там меня ждет термос с кофе и бисквиты. Отец Джуда стоит на входе, он смотрит на меня очень внимательно.

— Добрый вечер, Лили. Тяжелый день, не так ли? Есть ли новости от Джуда?

Я краснею, потом шепчу:

— Недавние. В своем последнем письме он пишет, что тяжело работает. Что до меня, то корабль «Голубая красавица» вернулся на воду… Я спрашивала на консервном заводе, и мне сказали, что будет работа на «Алеутской леди» в ближайшие дни. Могу я переночевать в шельтере?

— Ты больше не работаешь на «Веселой Джун»?

— Я могла бы, но не захотела.

Он протягивает мне книгу регистрации. Я заполняю формуляр. В углу от входа вокруг стола из трех досок, положенных на две подставки, много народа. Парни, сидящие перед огромными тарелками, наполненными макаронами с мелко порубленным мясом, толкают друг друга, чтобы дать мне место. Я снова нахожу свою семью, своих братьев, я просто опоздала к вечерней трапезе.

— Ты прибыла вовремя, — говорит мой сосед, сухопарый мужчина с огромным с горбинкой носом, с лошадиными зубами. — Но жратва уже остыла, ты должна поставить свою тарелку в микроволновую печь.

— Я не знаю, как ею пользоваться… — шепчу я смущенно.