Книга Третье рождение Феникса - Наталья Солнцева

- Неужто Сережа погиб из-за меня? - прошептала Симанская. - Не может быть. А как же…

Звонок в дверь прервал ее невеселые раздумья. Полтора часа пролетели слишком быстро. Пришли Всеслав и Ева, принесли с собой морозную свежесть, запах снега.

- Вы славно выглядите, - улыбнулась Ева. - Значительно лучше, чем в прошлый раз.

Маша кивнула, перевела взгляд на Смирнова. Она ждала рассказа о поездке.

- Пойдемте в гостиную?

Комната была убрана, как может быть убрано чужое жилье, - вещи разложены по местам, пыль вытерта, ковры на стене и на полу пахнут моющим средством.

- Чудный городок ваш Костров, - улыбнулся сыщик. - Мне понравился. Все бело, тихо… только идут дымки из труб да собаки лают. А вечером звезды на небе, крупные, как горошины. В Москве таких не бывает.

- Вы заходили к моей маме? - спросила Симанская, волнуясь. - Как она?

- Здорова, угощала меня черничным пирогом, показывала дом. Я ничего о вас не говорил, как и обещал, - заверил ее Всеслав. - Зато Татьяна Савельевна много всякого порассказала. Например, что вы уехали из Кострова еще весной.

Симанская вздрогнула, но промолчала, не стала отрицать очевидного. Весной, так весной. Разве в этом дело?

Смирнов тоже не любил форсировать события. Он сделает несколько заходов с разных сторон, посмотрит на ее реакцию.

- У меня возникли новые вопросы, - сказал сыщик.

- Я обязана на них отвечать? - спросила Маша.

- Нет. Но я бы вам советовал быть со мной полностью откровенной. Видите ли, я расследую убийства, а это не игрушки. Всякое может случиться.

Он выразительно посмотрел на Симанскую. Ева ничего не понимала, поэтому предпочитала хранить молчание. Он мысленно похвалил ее.

- Во время вечеринки у Зориной вы, Мария Варламовна, уединялись с Вершининым. Зачем?

- Я уже столько раз говорила об этом, и в милиции, и… впрочем, извольте. Мы играли в фанты. Мне выпало рассказать кому-нибудь наедине любимую историю. Я выбрала Сергея. Вот и все.

- О чем вы говорили?

- Никакой истории я не придумала, поэтому мы просто обсуждали наши отношения! Вершинин был уже немного пьян, развязен… он требовал от меня каких-то обещаний… словом, мы почти поссорились. Он даже грозился меня убить, потом себя… обыкновенное мальчишество! Разумеется, мне это было неприятно, но всерьез я его угрозы не восприняла. Он столько разной ерунды болтал! И во время нашего разговора, и после. Разве это стоит внимания?

- Пока не знаю, - покачал головой Смирнов. - В тот вечер, когда Вершинин позвонил вам в школу и назначил свидание в парке, вам ничего не показалось странным?

Мария Варламовна пожала плечами.

- Вроде нет… хотя… он говорил таким недовольным тоном. Мол, стою здесь, мерзну… как будто не он мне, а я ему велела прийти и сама задерживаюсь. Я даже собиралась сделать ему выговор, но когда… когда я его увидела… лежащего там…

Она заплакала, вытирая слезы носовым платком.

- Вы никому не говорили о встрече в беседке? - продолжал свои вопросы Всеслав.

- Сказала… какая тут тайна? Зорина слышала наш разговор по телефону, значит, вся школа знала.

- Как вы думаете, откуда убийца узнал, что Вершинин в это время будет ожидать вас в беседке? Случайно увидел? Или кто-то из ваших коллег…

- Нет! - перебила она. - Это исключено. Женщины, которые работают в музыкальной школе, меня недолюбливают, а мужчины, напротив, симпатизируют мне… возможно, чуть-чуть ревнуют, но на подлость они не способны.

Сыщик хмыкнул с сомнением, но возражать не стал.

- Вы хорошо помните своего отца? - отклонился он чуть в сторону от предыдущей темы.

Госпожа Симанская посмотрела на него с недоумением. Ее взгляд был невыразим, он на мгновение приковал к себе внимание Всеслава. Чем? Может быть, цветом глаз - иссиня-черным, в глубине которых то вспыхивает, то гаснет кинжальный блеск. Сыщик ни у кого не видел подобного взгляда и невольно смутился.

- Мой отец умер десять лет назад, - ответила Мария Варламовна. - Он был намного старше мамы. Конечно же, я прекрасно его помню. Я была его любимицей… Знаете, как он меня называл? Грешным ангелом. Он говорил, что нельзя быть столь прекрасной во плоти и провести жизнь праведно. Грех следует за красотой, подобно тени, и в земном бытии одно неотделимо от другого, потому что противоречие сие заложено творцом. Возможно, это и не противоречие вовсе, а игра явлений.

- Варлам Аркадьевич оказал заметное влияние на вашу жизнь?

- Огромное, - кивнула Симанская. - Отец увлек меня музыкой, пением. У него не было голоса, но он знал много старинных романсов, серенад, баллад и напевал их, как мог. Одной из них он научил меня. Это наша с тобой тайная песня! - говорил папа. Первый раз я исполнила ее на публике… в тот ужасный вечер у Зориной.

Она замолчала, вспоминая, как это было - метель за окнами, запах духов и коньяка, свечи в гостиной, рояль… затаенное дыхание слушателей… Тряхнула головой, отгоняя видение, продолжила:

- Отец был мечтателем, придумывал дивные, сказочные истории и рассказывал их мне на сон грядущий, выдавая за правду. А иногда он переносил их на холсты или вырезал по дереву.

- Его резьба великолепна! - искренне похвалил Смирнов.

- Правда?! Вы же видели! Мама показала вам кровать, которую отец сделал своими руками? Там, на спинке, он вырезал свой волшебный мир - Лев и Единорог возле древа жизни, в окружении всевозможных мифических персонажей: Орла, Волка, Змея, Золотых Воронов и прочих чудесных существ. Я могла часами сидеть и рассматривать их, а спать на этой кровати было для меня наивысшим блаженством - на ней мне снились золотые сны. Потом, с годами, мой интерес притупился… особенно после смерти папы. Я как будто избегала вещей, напоминающих о нем, приказала себе забыть его сказки, где он наделял меня короной принцессы и качествами чародейки. Это все ушло вместе с ним…

- Расскажите хотя бы одну из его историй! - взмолилась Ева, глаза которой разгорелись. - Самую любимую.

Симанская колебалась.

- Отец предупреждал меня: «Никому не рассказывай о своих снах. Люди боятся чудес и станут бояться тебя. Испугавшись, они поведут себя не так, как ты ожидаешь». Я свято соблюдала его заповедь и молчала. Только один раз я нарушила свое обещание, и… впрочем, это к делу не относится. - Она вздохнула. - История… да вот, пожалуй, о том же дереве, что стоит на краю Вселенной! Его золотой ствол проходит через все мироздание, а золотая вершина охватывает небеса; золотые же корни дерева проникают во мрак преисподней. На его ветвях растут драгоценные камни, и среди золотой листвы обитает небесная Богиня, зажигающая звезды. Однажды эта Богиня уронила перо из своего крыла… и с тем, кто его найдет, начнут происходить чудеса, доселе невиданные. Многие великие мудрецы и цари прослышали от волхвов о чудо-перышке, отправили на его поиски лучших своих слуг. Рыскали те слуги по самым укромным уголкам земли - и по пещерам подземным, и по древним разрушенным храмам, и под водой, и среди скал, и в сокровищницах, и в могильниках, да все напрасно. Подобрала то перышко из крыла небесной Богини простая девочка, дочь пастуха, что пас овец на горном склоне. Пошла она поиграть к ручейку, который весело бежал по крошечному руслу, журчал между обкатанных камешков… залюбовалась… и показалось ей, что на дне ручья застряло необычайно яркое, сияющее перо волшебной птицы. Опустила девочка руку в ледяную, прозрачную горную воду и достала оттуда перышко. На воздухе оно обсохло, перестало светиться… и стало похоже на другие перья, которые иногда находила девочка. Но дочь пастуха все же забрала понравившееся ей перышко домой, спрятала под овечью шкуру, служившую ей постелью. Иногда она доставала перо и любовалась им при свете луны или солнца. Пастух ни о чем не подозревал, и жили они с дочерью в жалкой своей лачуге бедно, но мирно и беззаботно.