Книга В объятиях дождя - Чарльз Мартин

Кэти поднялась на две ступеньки и остановилась, побледнев и словно осунувшись. Она крепко сжала руку Джейса.

– Такер, я не уверена, что это хорошая мысль.

– Пойдем! Он лишился клыков, когтей, нейтрализован и укусить тебя не сможет.

Остановившись на пороге, я заглянул в комнату. Там было темно. Судья спал, а санитарки устраивали Рекса в кресле у окна, в его привычной наблюдательной позиции. Я включил свет, и судья проснулся.

– О, Такер! Ради влюбленной в меня Бетси! Я слюной исхожу с тех самых пор, как ты в прошлый раз отчалил.

Держа Джейса за руку, я вошел в палату, Кэти последовала за нами.

– Ну, если бы я только знал, что ты придешь не один, а с гостями, то привел бы себя в порядок. – и судья удивленно рассмеялся.

– Судья, хотелось бы мне познакомить вас с моими друзьями. Это Кэти Уизерс и ее сын Джейс.

Джейс, прячась за меня, оглядывал палату и заметил мочеприемник на боку у судьи: он был полон.

– А это что, дядя Так?

Кэти осторожно приблизилась к Рексу, словно к гремучей змее – соблюдая дистанцию. Остановившись перед ним, она поднесла руку ко рту и отвернулась, а Джейс, отцепившись от моей ноги, подбежал к ней.

– Мама, это кто? – и он показал пальцем на Рекса. Кэти опустилась на колени рядом с Джейсом и посмотрела на меня, а судья замолчал и перестал возбужденно облизываться, как он это делал всегда, нетерпеливо ожидая курева. Кэти встала и повернулась так, чтобы мальчик не мог видеть искаженное, дрожащее, безмысленное лицо Рекса.

– Мама, кто это? И почему здесь так плохо пахнет?

– Сынок, – и она направилась к двери, – это очень старый, больной человек, ты его не знаешь, – ответила она, но Джейс вырвался из ее объятий и снова подбежал к Рексу.

– Но, мамочка. – и он указал на его руку: кожа на его кисти стала совсем тонкой и почти прозрачной. Если он расцарапывал ее, то она тут же начинала кровоточить – кровь была вязкая и густая.

– Смотрите, дядя Так. – и Джейс показал на царапину.

Я подошел поближе и потянул Джейса за руку, но он не сводил глаз с царапины, а потом вдруг полез в карман и достал один из бинтов, который он всегда носил с собой. Сорвав обертку, он вопросительно взглянул на меня, а когда я подошел поближе, он вложил бинт в мою руку. Кэти, закусив губу, стояла у двери и смотрела то на судью, то на Рекса, то на Джейса. Судья молча поправил дыхательную трубку, глядя на меня, а я осторожно перевязал царапину и потом все смотрел на эту руку с выпирающими венами, сморщенную, покрытую возрастными пигментными пятнами и следами от прежних, уже зарубцевавшихся царапин. О чем я думал? О том, как часто эта рука била меня или Мэтта и сколько злобной силы таилось в этих, теперь искривленных и огрубевших пальцах, которые причинили мне столько боли. Джейс пальчиками разровнял края бинта и, желая убедиться, что он держится крепко, достал из кармана второй бинт, вложил его в ладонь Рекса, погладил его по ноге и сказал:

– А это вам на другой раз, если надо будет.

Я встал, Джейс уцепился за мою руку.

– А почему вы плачете, дядя Так?

– Потому, дружок, что взрослые иногда тоже плачут.

Джейс вроде бы смутился и опять дернул меня за брюки.

– А вам самому бинта не надо?

– Да, не помешало бы. – и мы с Кэти переглянулись.

Глава 35

«Банкетное кафе» было известной достопримечательностью Клоптона, потому что предлагало лучшие алабамские угощения. Наполовину бакалейная лавка, наполовину ресторан, оно было также местом сбора и распространения самых интересных сплетен. Если вы хотели оповестить население, каким товаром торгуете, или о том, что разводитесь, или затеваете новую любовную интрижку, или недавно произвели на свет младенца, – вам было достаточно обмолвиться об этом в кафе, и слухи тут же распространялись по городу со скоростью новостей на Си-эн-эн. Вывеска на кафе давно заржавела, но хозяевам и в голову не приходило заменить ее на новую: все и так знали, что представляет собой это кафе и где оно находится. Им владела одна семейная пара, которая сама готовила, а две потерпевшие крах в личной жизни женщины и старик подавали еду и следили за порядком, осуществляя связь с хозяевами и мальчиком на побегушках.

Официантки меню не предлагали, и заказов тоже никто не принимал, поскольку в кафе существовал только буфетный ассортимент. Он включал несколько овощных блюд: зелень, ямс, томатный кетчуп, жареную окру[27], картофельное пюре и шпинат. Из мясных блюд можно было получить ростбиф, тушеное мясо в винном соусе, мясное «полено» с начинкой, жареного цыпленка и – мое любимое блюдо – куриную котлету с коричневой сухарной подливкой. На десерт предлагали банановый пудинг, ледяной грушевый коблер с вином, сахаром и лимоном, а также, по желанию, с ванильным мороженым и шоколадное пирожное. Все было свежайшим и только что приготовленным, а в результате грозило солидной прибавкой в весе.

Трое мускулистых, подвижных и ласковых джек-рассел-терьеров – Блин, Лепешка и Бисквит – бегали вокруг столиков, нарушая все санитарные правила содержания собак, вернее – запрета на их содержание в заведениях подобного рода. Они царапали пол, клянчили подачки, ловили упавшие кусочки. Наша официантка, украшенная многочисленными кольцами, в том числе и в носу, от которого к уху тянулась серебряная цепочка, усадила нас за столик и бросила на него уйму салфеток, столовые приборы, поставила поднос:

– Вот еда, горячая, не обожгитесь. А вон там – тарелки. Накладывайте себе сами.

Кэти промолчала, но вид у нее был такой, словно она потеряла всякий аппетит, поэтому мне пришлось держать тарелку перед Джейсом и накладывать на нее все, на что бы он ни указал, начиная с десерта. Вскоре он уплетал его за обе щеки, а Кэти клевала понемножку, не поднимая на меня взгляда.

Наша официантка одна обслуживала все пятнадцать столиков. Все они были полностью заняты, и обедающие наперебой постоянно чего-нибудь требовали: то добавки, то вилку, а четверо дюжих мужчин за угловым столиком, топая ногами, заказали еще один поднос с жареными цыплятами. За блестящей мишурой и татуировкой я усмотрел в нашей официантке разрывающуюся на части девушку, которой никак не могло быть больше восемнадцати лет – тощую, в мешковатой одежде. Несмотря на обилие украшений, она казалась пришибленной и неказистой, словно половик у входной двери, о который вытирают ноги. И двигалась она, словно птица, у которой перебито крыло.

Ели мы молча и вскоре покончили с обедом, а я заплатил по счету.

«Ты забыл кое-что оставить девушке».

«Но она же нас не обслуживала!»

«Все равно, оставь ей что-нибудь».

Кэти, указав на бакалейную лавку поблизости, встала:

– Мне надо кое-что купить. Вернусь через пару минут.