Книга Проклятие Батори - Линда Лафферти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему ты покинула меня, графиня? – спрашивал он у картины.
Десятки лет назад его подручные выкрали портрет из музея в деревне Чахтице, и теперь он висел в отделанном красным деревом кабинете, где граф часто проводил вечера. Слуги привыкли, что граф то и дело что-то шепчет изображению своей прародительницы.
Граф вздохнул, вглядываясь в бокал с красным вином. Это было коллекционное рубиновое «Марго» многолетней выдержки. Он покрутил бокал, отчего вино лизнуло верхнюю кромку хрусталя.
– Я создал мир в твоем образе, – говорил граф. – Чтобы беспрепятственно служить тебе, я убил человека, который угрожал раскрыть мои тайны. Теперь некому встать у нас на пути. – Он поднял голову, подумав о пропавшей книге учета. – Почему же ты не являешься, моя госпожа? Ведь это твой праздник. – Он припал к бокалу. – Молю тебя, вернись на свое законное место среди твоих поклонников. Всю жизнь я посвятил твоей памяти.
Его губы изогнулись в жестокой усмешке.
– Думаю, ты обрадуешься, увидев, что мы здесь затеяли.
Деревня Чахтице
27 декабря 1610 года
Вида прослышала, что Поникенуш уехал в Вену. В таверне болтали, будто он увязался за ночным экипажем. И что собирается обратиться к самому королю.
– Говорят, Янош Сильваши при смерти от лихорадки, – сказал хозяин таверны.
– Кто за ним ухаживает? – спросил бородатый завсегдатай, изрядно отхлебнув пива.
– Говорят, та, с изрытым лицом, постоянно сидит у его ложа. Графиня забрала его в замок.
– Но она же убьет его! – сказал другой завсегдатай, у ног которого вилась собачонка.
Хозяин покачал головой и провел по столу мокрой тряпкой.
– Она находит вкус в крови женщин, а не мужчин.
«Если только не заподозрит, что этот мужчина – осведомитель короля», – подумала Вида, накидывая на плечи шерстяную шаль.
Потянув за железное кольцо тяжелую входную дверь, она выбежала на улицу, и холодный ветер набросился на ее лодыжки.
* * *
Алойз привел Виду к кладовой и постучал в потрескавшуюся дверь. Он набросил девушке на голову и плечи темное одеяло, чтобы никто ее не узнал, пока она не окажется среди тех, кому можно доверять.
Гедвика, как всегда, сопровождала графиню в подземелье на ночные игры.
– Вида! – воскликнули другие служанки. – Мы скучали по тебе!
– Но как ты посмела вернуться? – спросила одна. – Хозяйка накажет тебя…
– Она посадит тебя в подземелье, – шепнула другая. – Графиня Зичи…
– Что тут такое? – прорычал чей-то голос.
Все затаили дыхание.
В дверях стояла повариха Брона с деревянным черпаком в руке.
Девушки заслонили Виду, пытаясь скрыть ее.
– Разойдитесь, – сказала Брона, хлопая их своим черпаком. – Думаете, я не знаю, что дорогая доченька вернулась? Иди сюда, дитя мое…
Она обняла Виду, потом отшагнула назад.
– Дай мне взглянуть на твои руки, девочка.
Вида разжала ладони, и лицо ее дернулось от боли.
Раны зарубцевались, оставив толстые розовые и белые лохмотья кожи, обуглившиеся по краям. Из-под кожи сочился гной. Но снадобья знахарки все же спасли девушке руки.
– Я отведу тебя к Сильваши и Зузане. Остальным оставаться здесь, – сказала Брона. Потом бросила взгляд на кружок девушек и их вытянувшиеся от страха лица. – Предупредите нас, если графиня вернется из подземелья. – И еще, – добавила она, оглядев всех по очереди, – если кто-то выдаст это дитя, я отравлю всех вас, клянусь всем святым.
Чахтицкий замок
27 декабря 1610 года
Свеча поварихи тускло светила в темноте; Брона провела Виду по винтовой лестнице, а потом остановилась и постучала в дверь.
В приоткрывшуюся щелку Вида смогла рассмотреть сначала лишь белые простыни, а потом полоску покрытого рубцами лица.
– Вида! – вскрикнула Зузана, открывая дверь шире. Она поставила свечку на стол и подошла обнять подругу.
Брона улыбнулась, глядя на девушек, но ее улыбка погасла, когда она увидела охваченного лихорадкой Яноша, цепляющего пальцами воздух.
– НЕТ! – кричал он. – Оставьте ее!
Брона, шелестя юбками, бросилась к нему и схватила падающую руку конюшего.
– Так я и думала, – сказала она, поцеловав эту руку. – Посмотри на рубец около мизинца.
Зузана разинула рот, а повариха стала поглаживать руку своего больного друга.
– Его мать говорила, что это от колодезной веревки.
– Запри дверь, – прошептала Брона и больше не произнесла ни слова, пока дверь не была закрыта на засов.
– Никакая это не веревка, – сказала она, возбужденно выплевывая слова, и тыльной стороной руки вытерла рот. – Отрезано ножом.
– Что? Зачем бы ей…
– Он талтош. Я не сомневаюсь в этом, – сказала повариха.
– Что?! – спросила Вида. – Но почему ты так думаешь?
– Этот шрам. Там был шестой палец. Должно быть, мать отрезала его. Иначе они убили бы его.
Зузана рассмотрела руку Яноша и провела пальцем по рубцу около мизинца.
– Убили бы его? – переспросила Зузана. – Но кто?
– Батори, – прошептала Брона. – Или король. Все они боятся могущества талтошей.
Вида покачала головой.
– Этот рубец вовсе не доказывает, что…
Но повариха отмахнулась толстой рукой.
– Вспомни, как он обращается с лошадьми! Как шепчется с ними… Слушай, сейчас, в бреду, у него в голове видения.
– Что?
– Он явился, чтобы спасти нас, – сказала повариха, глядя на лежащего больного. – Это он расправится с графиней.
Вида и Зузана уставились на молодого конюшего.
– Как он может помочь в таком состоянии? – шепнула Зузана. Она взяла его дергающуюся руку и поднесла к губам, а потом опустила и прижала к вздымающейся груди, словно возвращая птенчика в гнездо. – Он же умирает…
Где-то в Словакии
27 декабря 2010 года
Мать Драшки, Матильда, повариха в замке, забарабанила кулаком в дверь к графу. Тонкое дерево, расписанное венецианским узором, прогибалось от тяжелых ударов.
– Я знаю, что вы там! – взревела женщина и стала дергать медную ручку. – Открывайте дверь, а не то вызову полицию. Ну!
Иван, один из графских слуг, открыл дверь и злобно уставился на повариху.