Книга Разбитые звезды - Меган Спунер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не все.
Он спокойно на меня смотрит. Вбил себе в голову, что я – его Лилиан, и больше его ничто не волнует. Он выглядит таким уставшим… Ему бы поспать.
– Она очень тебя любила, – шепчу я. – Мне бы хотелось, чтобы ты услышал это от нее.
Позже, вечером, когда я уже переоделась и приготовилась ко сну, а он вымыл несколько тарелок после ужина, он заговаривает со мной снова. Он стоит в дверях и смотрит, как я открываю ставни и выглядываю наружу.
– Ты и правда видишь себя здесь одну, если меня заберут? – спрашивает он.
– Нет. Но я знаю, что я здесь ради тебя. Меня вернули не наслаждаться жизнью, а чтобы мы открыли дверь и сделали то, что они все это время пытались нам сказать. Без тебя им незачем поддерживать мое существование.
Я смотрю в темноту. Не хочу, чтобы он заметил, как я напугана.
– Я не вижу себя здесь одну, – тихо говорю я. – Я представляю, как освобожусь. Ты должен отпустить меня, Тарвер. Ты не можешь…
– Не могу – что?
Его голос низкий, сдержанный. Никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. Я поворачиваюсь и вижу, что он ухватился за дверной косяк. Костяшки пальцев побелели, все мышцы напряжены.
Я сглатываю.
– Любить призрака.
Очень долго он молчит, и звенящая тишина пролегает между нами, как натянутая струна. В любую секунду я могу сорваться с места и броситься к нему.
Это выше моих сил.
Он не выдерживает первым и исчезает за дверью. Я слышу его рассерженные быстрые шаги, хруст осколков. Он уходит в ночь. Напряжение утихает, и я падаю на пол. Моя кожа теперь хрупкая и тонкая, как бумага.
Я с трудом нахожу силы доползти до кровати.
Я не могу…
Я должна открыть дверь. И когда мой взгляд падает на эмблему Лару, выбитую на одеяле, я впервые понимаю, как это сделать. И побыстрей. Думаю, у меня осталось мало времени.
– Бред какой-то. Вы думаете, что я лгу, и хотите, чтобы объяснил почему? Сами скажите.
– Пожалуй, вы согласитесь, что гипотетически у вас есть причины скрывать правду?
– Гипотетически?
– Да, что означает «при определенных условиях, вероятно»…
– Я знаю значение этого слова.
Когда я возвращаюсь на станцию, уже поздно. Мысли прояснились, шаги стали увереннее. Прогулки помогают привести голову в порядок. Я захожу в пустой пункт управления. Что-то здесь изменилось.
Мониторы, раньше черные, теперь светятся, мигают, по ним бегут строчки кодов, на пультах переключаются огоньки. У нас есть энергия. Настоящая энергия, а не та, что мы выжимали из резервного источника.
В сердце вспыхивает надежда. Может, Лилиан поняла, как открыть дверь. Я непрестанно думал, как попасть в запертую комнату, надеялся, что найду там помощь для нее.
Но… если она открыла дверь, почему не позвала меня? В голове возникает картинка: фляга рассыпается в мельчайшую пыль.
Спокойно. С ней все хорошо. Но сердце бешено колотится, когда я стремительно спускаюсь по лестнице. В ушах звенит голос старшины, который уговаривает меня не спрыгивать вниз, чтобы добраться до нее побыстрее.
«Осторожнее, – кричит он мне из своей могилы на другой планете. – Ты никому не поможешь, если расшибешься в лепешку. Не торопись».
Но я не могу. Сползаю по лестнице, не обращая внимания на боль в лодыжке – подвернул ногу. Свет горит, и я мчусь по коридору, снова спускаюсь по лестнице, сворачиваю за угол.
Круглая дверь открыта.
Должно быть, Лилиан меня услышала: она стоит в проходе, выглядывая в коридор, и ждет меня. Она очень бледная и дрожит, глаза ввалились. Я медленно подхожу.
– Я угадала пароль, – хрипло шепчет она.
Мне хочется подойти к ней ближе, но я знаю, что она этого не хочет, и сдерживаю себя нечеловеческими усилиями.
– Как?
– Папа… Это его станция, везде его эмблема. А он всегда говорил, что мое имя поможет мне попасть куда угодно. Я так и сделала. Ввела свое имя.
– Лилиан.
Она кивает. У нее дрожат губы. Я понимаю, почему она расстроена.
Раз пароль – ее имя, значит, все это сделал ее отец, а не какой-то безликий человек из компании без его ведома и разрешения. Он ответственен за все, что здесь случилось, в том числе и за то, что планета и станция спрятаны. И он использовал имя свой дочери как пароль.
– Я настроила передачу сигнала бедствия, но он слабый, – тихо, но четко говорит она. – Он будет отображаться как обычный, пока антенна его не поймает и не усилит.
Эта новость, которую раньше я желал услышать больше всего на свете, теперь пугает. Я не знаю, хочу ли, чтобы за нами прилетели спасатели. Они мне не нужны, если я не найду способ спасти Лилиан.
– Зайди. Тут еще кое-что есть.
Она отходит, и я пролезаю через круглый проход. Не удержавшись, беру ее за руку. Когда я стискиваю ее пальцы, в ответ она лишь слабо их сжимает. Но тут меня начинает пробирать дрожь, и я чувствую, как силы убывают. Это то же воздействие, как и при видениях, только в десять, двадцать раз сильней.
Комната гудит от напряжения: вдоль каждой стены стоят мониторы, панели управления, оборудование. Толстые провода тянутся от панелей в середину комнаты. Там установлена круглая металлическая рама вдвое выше меня. Внутри нее туда-сюда медленно ползают голубые огоньки, словно ленивые вспышки молнии. Воздух вокруг них дрожит. Эта рама заполняет своей энергией всю комнату.
Я больше не слышу ни биения сердца, ни дыхания – все звуки заглушаются потрескиванием и шипением электричества. Вся комната будто подернута дымкой. Воздух плотный и тяжелый, и во рту я чувствую привкус металла. От гудения ноют зубы.
На раме сверху и снизу наклеены две желто-черные полоски, на которых написано крупным шрифтом: «Контакт с объектами строго воспрещен. Существует риск нарушить устойчивость разлома».
Объекты. Исследуемые объекты, которые упоминаются в документах. Внезапно в уши врывается настойчивый шепот. И я его почти понимаю – вот только нужно подойти чуть ближе, и тогда…
Не раздумывая, я шагаю к раме, не в силах противостоять притяжению.
На мгновение комната пропадает: ее накрывает кромешная тьма, в которой лишь остро поблескивают звезды.
Вдруг что-то меня отдергивает. Я моргаю и снова оказываюсь в комнате, а Лилиан, схватив меня за руку, оттаскивает от рамы.
– Ты в своем уме? – выдыхает она. – Не помнишь разве, что говорилось в документах? Если дотронешься до них, он разрушится!
– Что?
Перед глазами до сих пор дрожат звезды, и у меня такое чувство, что еще чуть-чуть, и я бы все понял.