Книга Курская битва, которую мы начали - Петр Букейханов

Вместе с тем конкретная реализация замысла на этапе оперативного планирования представляется примитивной и рискованной – двусторонний охват, очевидный для противника, который обладает двукратным превосходством в силах и средствах и занимает заранее укрепленные и глубоко эшелонированные позиции. По мнению генерала Фуллера[523], план операции «Цитадель» был построен по тому шаблону для молниеносных наступлений, который излагался в немецких учебниках 1939 года (классическая операция на окружение по типу битвы под Каннами, нем. «Kеsselschlacht», буквально «котельная битва». – П. Б.).

Советские военные историки по этому поводу замечают[524], что если военное искусство фашистской Германии все еще определялось взглядами фельдмаршала Альфреда Шлиффена (Alfred Schliefen), то советское военное искусство уже обогатилось опытом двух лет войны и шагнуло далеко вперед. Согласно выводам исследования Генерального штаба Красной Армии[525], шаблонный подход немцев к разработке плана операции позволил советскому командованию точно предугадать основные направления главных ударов противника и сосредоточить силы и средства на обоих фасах Курского выступа, оставив его вершину относительно слабо насыщенной войсками.

Тем не менее, касаясь непосредственно последнего утверждения, генерал Гудериан указывает[526], что в период до принятия окончательного решения о проведении операции «Цитадель» Гитлер рассмотрел два альтернативных предложения. Одно из них состояло в проведении фронтального наступления против Курского выступа, а другое – в наступлении из района Харькова в юго-восточном направлении с последующим расширением фронта прорыва. Оба эти предложения внес Манштейн, и они, по видимости, были отклонены[527].

Говоря о первом предложении, Теодор Буссе отмечает[528], что и Генеральный штаб сухопутных войск, и армейские штабы ожидали успеха операции «Цитадель», предполагая, что она начнется в середине июня, когда противник, безусловно, еще не успел бы восстановить свою боевую мощь. Однако эти ожидания менялись вместе с обстановкой у врага и переносом даты наступления позднее 10 июня. В конце июня изменение общей обстановки привело к дискуссиям по поводу целесообразности быстрой перегруппировки, чтобы начать неожиданное наступление с запада, возможно, из района Рыльска. Это наступление могло привести к раскалыванию Курского выступа на две части, после чего последовало бы уничтожение разделенных советских войск.

Генерал Эрхард Раус утверждает[529], что наступление на Курск через район восточнее города Сумы позволяло нанести удар по самому слабому участку обороны противника и, как следствие, подвижные танковые и моторизованные соединения германских войск должны были затратить на прорыв меньшие силы и раньше приобрести свободу маневра в сторону флангов.

Как видно, германское командование учитывало относительную слабость войск и позиций противника в западной части Курского выступа.

Однако, во-первых, операция по указанному плану не могла привести к окружению большой массы советских войск (оперативные и стратегические резервы Красной Армии вообще оставались далеко вне зоны ее проведения и располагали полной свободой маневра, см. на рисунке), хотя для организации наступления необходимо было полностью изменить порядок сосредоточения и развертывания войск, маршруты их передвижений по железным и шоссейным дорогам, а также создать новую основу снабжения со всеми требуемыми изменениями коммуникаций и системы подвоза, что являлось невыполнимым по причине недостатка времени[530]. Кроме того, такие мероприятия стали бы задолго известны советской разведке и немедленно вызвали соответствующее усиление угрожаемого направления.

Во-вторых, передислокация сил и соответствующее ослабление войск перед советскими группировками Центрального и Воронежского фронтов при наличии в их тылу крупных резервов заключала опасность мощных сходящихся ударов русских на Орел и Харьков в тот момент, когда основные подвижные силы Вермахта оказались бы связаны во фронтальном наступлении на Курск. К началу июля советское командование располагало стратегическими резервами, насчитывавшими 1 111 тыс. человек, 16 782 орудия и миномета, 2 688 танков и САУ, 663 самолета, более половины из которых входили в армейские и корпусные объединения в составе Степного фронта[531], а значительная часть других были расположены севернее и южнее района немецкого наступления, в полосах Брянского и Юго-Западного фронтов[532](см. на рисунке). Северо-восточнее Курского выступа, в тылу левого крыла Западного, а также Брянского фронта, располагались 11-я (у Калуги), 4-я гвардейская (у Тулы) и 3-я гвардейская танковая (у Верхоупья) армии, а также ряд соединений возле Мосальска, Мещовска, Плавска и Ефремова; восточнее находились основные силы Степного военного округа (между Красной Зарей и Ливнами – 27-я армия, у Касторного – 53-я армия, между Средней Апочкой и Гнилым – 5-я гвардейская армия, ряд соединений западнее Воронежа и у Старого Оскола); юго-восточнее стратегические резервы были сосредоточены в тылу Юго-Западного фронта (47-я армия между Лимаревом и Кривоносовкой, 5-я гвардейская танковая армия между Острогожском и Россошью, ряд соединений у Павловска, Новой Калитвы, Марковки и Валуек)[533].

Генерал Буссе констатирует[534], что Генеральный штаб сухопутных войск и штабы групп армий отвергли данное решение в силу ряда факторов, связанных с рельефом местности, недостаточно развитой дорожной сетью в районе предполагаемого сосредоточения ударной группировки, многочисленными узкими проходами и водными преградами, пересекающими направление наступления, а также из-за понимания того, что время, необходимое для новой перегруппировки войск, приведет к дальнейшему откладыванию наступления. Генерал Цейтцлер 21 апреля встречался с Гитлером, чтобы подробно обсудить данную альтернативу, и это предложение было отвергнуто, прежде всего, по причине недостатка времени для необходимых перегруппировок войск[535]. Соответственно, вариант не рассматривался далее проекта.