Книга Сладкий запах крови - Сьюзан Маклеод

Пиццерожий глядел на меня сверху вниз, зрачки болотно-карих глаз сузились в точки, а я все терла татуировку ладонью, чувствуя, что тону в море отчаяния. Где моя альтер-вамп? Пиццерожий ухмыльнулся, сверкнув острыми клыками. Я оледенела от изумления. Да что же он за тварь, прах его побери?! Он гоготнул с разинутым ртом, мне в лицо пахнуло карри с чесноком. Я подобрала коленки, чтобы как следует ему врезать...

Но он первым ударил меня кулаком в челюсть, и я провалилась в темноту.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

В темноте было так уютно, так тихо, спокойно и мирно... карри и медный привкус крови во рту... никто меня не найдет... дергают за волосы... в темноте ничего не болит, только холодно... горло болит... а я пока не голодна, еще нет, не сейчас... острым колют в грудь… в темноте было так уютно.

Я снова окунулась в холодные глубины.

— Эй, свушай, я так не могу! — проскулил чей-то голос.

Глаза у меня открылись, и я застыла. Жирдяй сидел у меня почти что на голове, вцепившись мне в волосы. Я стиснула зубы, чтобы не завизжать.

— Да погоди ты, козел! — прорычал Пиццерожий. — Я тебе говорил, что не собираюсь нюхать твою дерьмовую задницу!

Я не могла пошевелить головой, но разглядела, что Пиццерожий сидит у меня между ляжек. Инстинктивно я сдвинула ноги и наткнулась на его бока.

— Приветик, уродина. — Пиццерожий мельком поглядел на меня. — Мы начали без тебя. Теперь кричи, если хочешь. — Он усмехнулся, показав окровавленные клыки, и не спеша облизнул губы. — Знаешь, а мне это понравилось, ну, кровь сосать. Ты вкусная такая, ну, сладкая как мед. Я же говорил, мы с тобой повеселимся!

— Гововив, гововив, ага-ага! — захихикал надо мной Жирдяй.

Ублюдки! Я им повеселюсь.

Они не стали держать мне руки. Левое плечо пылало от боли, железное онемение давно прошло, но правая рука действовала по-прежнему. Я врезала Пиццерожему в зубы, голова у него дернулась назад, клыки поцарапали мне костяшки. Выдернув голову из-под Жирдяя, я со всей силы ударила его головой по яйцам, он коротко пискнул. Плечо пронзила боль, но я запретила себе о ней думать. Пиццерожий неестественно выпрямился, покачиваясь; я подтянула колени к груди, и тут он рухнул на меня, гогоча. Я закричала и лягнула его прямо в живот металлическими шпильками, и он отлетел прочь. И он по-прежнему гоготал, когда тяжело рухнул на газон, хотя в мякоти под ребрами осталась торчать одна из туфель.

Перекатившись, я подобрала ноги и вскочила. Голова закружилась, сквер кругом поплыл, я пошатнулась.

Жирдяй держался за пах, разинув рот, из вытаращенных глаз лились слезы.

Я шагнула к нему и ударила его ногой, метя в висок. Жирдяй мягко повалился наземь.

Я повернулась к Пиццерожему. Он лежал навзничь, изо рта текла розовая пена, он отчаянно хватал ртом воздух. По футболке растекалось мокрое темное пятно — из-под моей туфли, булькая, сочилась кровь. Выглядело это так, будто я по нему потопталась, — в сущности, так и было. Интересно, я задела только легкие или достала до сердца? Тут Пиццерожий нахмурился, поглядел на мою туфлю, обхватил ее и выдернул. Каблук вышел из раны с влажным хлюпаньем.

Пиццерожий снова гоготнул и швырнул туфлю в меня.

Я пригнулась, она пролетела у меня над головой.

Пиццерожий сел, улыбаясь как последний псих, и поднял футболку, чтобы показать мне, как на глазах затягивается его рана.

Я попятилась на полдюжины шагов. Голова снова закружилась, я запнулась, плечо пронзила дикая боль. Меня мутило не то от потери крови, не то от сотрясения мозга, а может быть, и от того, и от другого. Я сглотнула, дрожа от страха. Только бы не вырубиться снова, не сейчас, когда Пиццерожий еще жив и трепыхается.

— Кис-кис-кис, моя феечка, — проговорил он, хватаясь за ширинку. — Теперь моя очередь кое-что в тебя воткнуть.

Я дернула ногой, сбросила оставшуюся туфлю — проку от нее сейчас никакого — и сделала еще шаг назад. Наступила на что-то твердое — это была железная пика Жирдяя. Я присела и взяла ее, зажав между правым локтем и боком, словно рыцарское копье, и надеясь, что успею пустить ее в дело до того, как рука совсем онемеет.

Пиццерожий хихикнул и пошел на меня.

Я бросилась к нему, вопя во всю мочь. Пиццерожий побежал еще быстрее, набирая скорость. Копье клюнуло носом — я уже с трудом его держала. Живот подвело от страха. Три фута, два, один — и я метнула копье. Металлический наконечник скользнул по ребрам и вонзился Пиццерожему в бок, а я навалилась следом, налегая здоровым плечом, и гаденыш рухнул навзничь. Копье вонзилось в пересохший дерн, пригвоздив Пиццерожего к земле.

— Треклятая фейская кукла! — выдохнул он, пытаясь выдернуть копье.

На то, чтобы освободиться, у него не должно было уйти много времени. Сад снова расплылся — на сей раз от слез. Злясь на себя, я их вытерла. На свободу. Точно: надо выбраться на свободу и позвать на помощь. Надо взломать чары на ограде. Двинувшись к воротам, я обо что-то споткнулась. Посмотрела вниз — гоблинская бита. Я встряхнула рукой, чтобы онемение хоть немного прошло, и подобрала ее. Всегда полезно держать при себе оружие.

Позади раздалось какое-то шарканье, волосы у меня встали дыбом, и я резко развернулась.

В десяти футах от меня по траве тащился Жирдяй — лицо обмякло, очки отблескивают красным. Губы у него отвисли, обнажив нижние клыки. Как в плохом кино, из тех фильмов ужасов, когда монстр все время возвращается и возвращается. Мне едва не перехватило горло от истерического смешка.

Я напряглась и, преодолевая дрожь в руке, занесла биту.

Жирдяй остановился как вкопанный. Голова у него резко склонилась к плечу, и воздух раскололся от какого-то неуместного чмоканья, будто открутили ножку у индейки. Тело Жирдяя повалилось на землю.

Над ним, словно ангел возмездия, высился Малик, и в глазах его пылало пламя. В ладонях он держал голову Жирдяя, из которой капала кровь. Круглые очки свисали с одного уха. Голова приоткрыла глаза, моргая, и, прищурясь, уставилась вниз.

На всякий случай я не стала опускать биту.

— Где второй? — Голос Малика звучал как-то сипло, словно он сто лет промолчал.

Я дернула головой, показывая где, и тут же пожалела об этом — мир налился болью и расплылся.

— Мертвый? — спросил Малик.

— Нет. — Мой голос звучал не менее сипло.

— Я разберусь.

Малик повернулся туда, где, как я знала, была река, и швырнул голову Жирдяя в ночное небо. Она промчалась высоко-высоко между деревьями, перелетела через дорогу и исчезла в темноте. Секунду было тихо, затем вдали раздался негромкий всплеск — она упала в воду.

Меня захлестнула волна изнеможения, и бита упала на землю.

Малик отступил на шаг, пошатнувшись; на него упал свет, и я поняла, в чем дело. По шее у него ручьями лилась кровь, стекавшая из черной раны сзади, у корней волос.