Книга Гринвичский меридиан - Юлия Лавряшина

Ему отозвался другой голос: "…no more pain, no tears… the former things have passed away"[6].

Но Пол знал, что не поедет, ведь один раз он уже побывал на этих излюбленных самоубийцами скалах, где смерть не делает осечек — один шаг к морю и уже ничто тебя не спасет. Тогда Бартона так ломало от наркотиков, что он чуть ли не ползком подобрался к краю, мечтая просто свалиться вниз без эффектных поз и прощальных слов, обращенных к Богу. В том, что задумал тогда Пол, не было никакого вызова Ему. Он просто изнемог от боли и безропотно шел в объятия смерти, как та оставшаяся без средств девушка-швея, о которой писал Достоевский. Она выбросилась из окна верхнего этажа, смиренно прижимая к груди икону. Пол шел к пропасти, зажав в согнутой руке нательный крест.

Если бы море в тот день не было столь величественно, Пол, конечно, шагнул бы вниз. Но он поднял глаза и задохнулся от божественной красоты распахнувшейся перед ним стихии. У британцев особое отношение к морю, ведь они живут на корабле, который никогда не пристанет к суше. Стоило Бартону представить, как его накачанный невообразимыми "коктейлями" труп с разможженной головой рухнет в эту святую воду, и она замутится, навеки оскверненная, как он тут же понял, что не осмелится на это. Сама мысль о самоубийстве тогда еще не оставила его. Он просто понял, что — не здесь. Только не здесь. Это столь же кощунственно, как броситься с самой высокой в Англии колокольни в Солсбери.

Упав на прогретую каменную ладонь, Пол лежал не меньше часа, обдуваемый свежим морским ветром, и смотрел на восток. Там, за Ла-Маншем, отделенная громадным куском суши, которая Пола не интересовала, была Россия. Теперь он был абсолютно уверен, что думал тогда о ней. Об этой невероятной стране, пережившей и не такие "ломки".

Потом он вернулся в Лондон, сохранил себе жизнь и до сих пор верил, что его спасли Бог, море и Россия.

"Я позвоню Рите и попрошу выслать мне рисунок. Любой. Какой Тамаре будет не жаль для меня…" Рассчитавшись за пиво, Пол вышел на улицу и отправился искать таксофон. Прохожие уплетали "фиш-энд-чипс", и Полу тоже захотелось вспомнить вкус излюбленной лондонской закуски. Мимо проносились на велосипедах мальчишки в касках. Он вспомнил, что в России такая мера предосторожности почему-то считается излишней. Может, потому, что русские по природе своей — фаталисты и верят, что человеку суждено то, "что Бог пошлет". Не больше и не меньше.

Теперь Бартон все поневоле сравнивал с Россией, то в пользу одной страны, то другой. Английский климат был, конечно, поприятнее. Сейчас в Лондоне было гораздо теплее, чем даже в Москве — Гольфстрим безропотно делал свое дело. Но Полу было как-то не по себе. Он не то чтобы мерз, но никак не мог согреться. Ярко-красные телефонные будки замаячили на углу. Пол ускорил шаг и через минуту уже дозвонился до Сибири, совершенно забыв, что сейчас там ночь. Поэтому ничуть не удивился, услышав, что Риты нет.

— Спасибо, — сказал он по-русски. — Я позвоню попозже.

— Лучше уж пораньше. Утром. Но ее все равно не будет. Она сейчас в Лондоне.

— Где?! — вскрикнул Пол, но ее муж уже повесил трубку.

Бартон с недоверием посмотрел на свою и, расставшись с ней, вышел из будки. И почти сразу увидел Риту. Когда Пол Бартон снимал кино, то всегда избегал таких поворотов сюжета, потому что в жизни ничего подобного не происходит, а он стремился к неприукрашенному реализму. Но вот сейчас Пол не сидел в зрительном зале, а стоял посреди улицы с раскрытым ртом, наблюдая самую немыслимую ситуацию.

Рита же, напротив, была ничуть не удивлена. Решительной походкой она пересекла улицу, то и дело подбрасывая на плече кожаную коричневую сумку, и остановилась перед ним. "Чересчур близко", — недовольно отметил Пол, хотя в первый момент едва не завопил от радости.

У него чуть не вырвалось: "Вы привезли мне рисунок?" Вместо этого Пол спросил:

— Как вы здесь оказались?

— Прилетела, — она нервно усмехнулась. — Дальше вам бежать некуда, Пол.

— Я бежал не от вас.

— А это уже неважно! Главное, что догнала-то вас я.

Никогда еще Пола не атаковали столь откровенно и грубо. Он совершенно терялся в ее присутствии. Ему хотелось вести себя по-джентльменски, но это довольно затруднительно, когда приходится то и дело сбрасывать женщину со своей шеи.

Он попытался сделать разговор более нейтральным:

— Вы в Лондоне по делам?

Сморщив нос, Рита отмахнулась:

— А… Один наш эмигрант владеет тут художественным салоном. Я привезла…

— Ее рисунки?!

Пол тотчас прикусил язык, но вопрос уже вырвался наружу. Он слишком переполнил его, чтобы остаться невысказанным. Несколько мгновений Рита, сдвинув брови, вглядывалась в его лицо. Затем с недоверием спросила:

— Мистер Бартон, вы играете со мной или на самом деле до сих пор так идиотски влюблены?

— До сих пор? Разве прошел целый век?

Она с шумом выдохнула воздух — не то засмеялась, не то злобно фыркнула.

— Прошел бы век, мы уже с вами не разговаривали б! Хотите прожить век, мой вам совет: поберегите сердце. Как оно у вас? Не бунтует?

Глядя ей в глаза, Пол подумал: "А оно и не успокаивалось…"

— Нет, благодарю вас, — ответил он.

— Я вас давно призываю бросить эти церемонии! — одернула она. — В этом вы с Томкой похожи. Та тоже все извиняется и благодарит.

— Как она? — спросил Пол и побоялся, что не расслышит ответ — так бухало у него в груди.

Рита равнодушно пожала плечами:

— Не знаю. Я не хожу к ней.

— Я осложнил ваши отношения?

— Бросьте, Пол! Я ее просто видеть не могу! Будто вы не знаете… Никогда ей не прошу того, как она с вами обошлась.

— Это я с ней обошелся, — он почти не слышал себя. — Это я виноват.

— Ну уж! Вы же мухи не обидите… Мистер Бартон, мы так и будем болтать посреди улицы? Или вы все же осмелитесь пригласить меня к себе? Я видела ваш дом. Он такой же симпатичный и застенчивый, как вы.

Пол слегка возмутился:

— Вовсе я не застенчивый!

— А насчет "симпатичного" не возражаете? А, мистер Бартон?

"Она хочет, чтобы я рассмеялся, — с досадой подумал Пол. — Тогда я у нее на крючке…"

— Не возражаю, — холодно ответил он.

Ему показалось (или это было на самом деле?!), что крупные Ритины черты на миг исказились отчаянием. Она нервно подкинула сумку, потом полезла что-то искать в ней, наверное, сигареты. Пол невозмутимо наблюдал. Помочь было нечем — он не курил. Даже в те времена, когда безбожно травил себя наркотиками.