Книга Вопрос любви - Изабель Вульф

Теперь с чувством дурноты я припомнила, каким милым пытался казаться Даррен, каким заботливым, искренним, и это вызвало у меня желание ответить тем же. Но даже мою попытку сдержать слезы он выставил за излишнюю холодность. «Беседа заходит о том дне, когда пропал ее муж, однако глаза Квик остаются сухими. Я ожидал потока слез, но увы».

Я переживала, что из-за Даррена все станут воспринимать меня жертвой, однако ему удалось сделать противоположное — он выставил меня бессердечной стервой, да к тому же еще и с сомнительными моральными устоями. Замысел статьи был очевиден.

«Когда я спросил Квик — которая признается в том, что она «тяжелый человек с запросами», — что могло бы сподвигнуть ее мужа на уход от нее, она заартачилась. В своей популярной викторине она с легкостью может ответить на любой вопрос, а в реальной жизни отказывается делать это. Ее неизменно недотепистые суждения о том, что в уходе мужа нет ее вины, не состыкуются с отчаянным отрицанием очевидного факта. Ведь ее слова не вызывают доверия. И вот наконец, после непродолжительного натиска и настойчивых расспросов, дамочка сдалась. "Да… я чувствую свою вину, — слезно призналась она. — А как же. Конечно же чувствую… Я плохо обращалась с ним… Я третировала его… Я выжила его… Я чувствую себя ужасно… я абсолютно раздавлена"».

Когда я прочитала до конца, меня колотила неописуемая ярость, во рту пересохло. Силлито все хорошенько продумал заранее. Он умышленно спланировал даже мою угрюмую физиономию на фотографии. Он сказал фотографу, что я должна выглядеть серьезной. Только вышла не солидность, которой он якобы добивался, а забитость. Он вынуждал меня делать беспечные комментарии, не включая диктофона, хотя на самом деле записывал все. Он не только использовал записи, полученные незаконным путем, но и исказил их по своему вкусу. А тот факт, что все записано с моих «собственных слов», делал это варево еще более отвратительным.

Я постучалась в дверь Синтии.

— Вот так засранец, — не переводя дух, проговорила она, прочитав статью. Она поджала губы, затем сдвинула свои очки для чтения на нос. — Теперь вы поняли, что я имела в виду?

— Да, — буркнула я. — Но зачем он так поступил? Что я ему сделала?

— Ничего. Но дело не в этом.

— Тогда в чем?

— В том, что он пойдет на все, чтобы только сделать себе имя. Это достаточно омерзительно, но его имя будет греметь и станет одиозным — все лучше, чем бессодержательность и безвестность. Раз у него не хватило таланта, чтобы добыть себе славу честным путем, он решил подойти к ней с тыла.

И вскоре я убедилась, до какой степени коварен этот тип. В понедельник глава пресс-службы «Четвертого канала» пожаловался редактору «Семафора», но я решила, что лично переговорю с Дарреном. Обычно у сотрудников воскресных газет понедельник выходной, поэтому я позвонила на следующее утро по его прямому телефону.

— Даррен Силлито. — Он был до тошнота доволен собой. Я так и видела, как он радостно подскакивает, презрительно принимая поздравления от коллег.

— Это Лора Квик. — Мгновение он молчал.

— Чем могу помочь? — дерзко спросил он.

— Я вам скажу, чем вы можете помочь, Даррен. Во-первых, объясните мне, почему ваша статья вышла на две недели раньше.

— Ну… в разделе новостей возникла проблема буквально в последнюю минуту, а поскольку мое интервью уже было написано, они использовали его, чтобы заполнить пробел.

— В самом деле?

— В самом деле, — медленно ответил он.

— Почему же вы не прислали мне цитаты по факсу?

— Ну, в сложившихся обстоятельствах у меня просто не хватило времени.

— Я вам не верю.

— Вы хотите сказать, что я лжец?

— Да. Именно. Потому что все это было продумано заранее. Поэтому вы так скоро и набили свою статью. Вы намеревались сделать из нее заметку, а не биографический обзор. И даже не собирались зачитывать мне цитаты. Теперь это очевидно.

— Можете думать что хотите — мне все равно.

— А вот мне не все равно, потому что вы написали лживое вонючее дерьмо! Мне не все равно, потому что вы беспардонно солгали и мне, и обо мне.

— Я ничего не выдумал. Все это вы говорили сами.

— Только вам известно, что говорила все это я совсем не так! В моих словах вы нашли совершенно противоположный смысл, хотя и знали, что я имела в виду другое.

— Все дело в… интерпретации. Я читал между строк.

— А мне вот приходится читать между вашей ложью. Кто, по-вашему, назовет себя «тяжелым человеком с запросами»? Да никто — и я тоже.

— Но вот теперь вы ведете себя именно так.

— Нет, я не «тяжелая» — я всего лишь выражаю праведный гнев. Я даже понятия не имею, откуда вы взяли эти слова! Я вам никогда не говорила о том, что я «тяжелый человек с запросами».

— Говорили. Теми же самыми словами.

— Когда?

— Когда мы впервые разговаривали. По телефону.

— Не говорила.

— Говорили. У меня это даже записано на диктофон.

— Что — у вас?..

— Записано на диктофон, — спокойно повторил он.

Я почувствовала себя так, будто мне нанесли удар в солнечное сплетение.

— Вы что, записывали наш разговор?

— Да.

— С того момента как я взяла трубку?

— Именно, — без тени стыда подтвердил он.

— Но… это незаконно.

— Отнюдь. Вам разве не доводилось слышать автоматический голос, который сообщает вам, что разговор будет записан с целью обучения и так далее?

У меня буквально отвисла челюсть в немом протесте.

— Они предупреждают сначала. И человек знает, что разговор записывается. Они не записывают его тайно, как сделали вы, Даррен, словно второсортный шпион-дилетант.

— Можете оскорблять меня сколько угодно, — беззаботно произнес он, — но это не было незаконно.

— Но хотя бы с моральной точки зрения! Это… низко.

— Я все всегда записываю на пленку. Я записал все, что вы сказали.

— Нет, не все. У вас диктофон был выключен первые двадцать минут интервью. Вы включили его только потом, я же видела.

— Я записывал все, — повторил он. — Чтобы потом не возникало споров.

— Но я не… понимаю, я… ах… понятно, — пробормотала я. — У вас работал другой диктофон. — Он молчал. — В кармане или в сумке. Как… подло! — Он не отвечал. — Но ведь первая часть нашего разговора не предназначалась для записи. Мы обсуждали это, и вы заверили меня, что разговор будет без записи, вы помните?

— Не существует такой вещи, как «разговор без записи», — самодовольно сказал он.

Я сидела разинув рот.