Книга Балатонский гамбит - Михель Гавен

— Гусеницы танка? — в голове Джилл она услышала недоумение.

— Нет, бронетранспортера. Мне сейчас неудобно с тобой разговаривать, мы скоро увидимся. Но я хотела, чтобы ты знала: я почти дома, и волноваться больше не нужно.

— Я буду ждать, мама. Приезжай скорее.

— Как только смогу, дорогая. Ты же знаешь. Спасибо, — она отдала трубку связисту. Достала сигарету. Щелкнув зажигалкой, унтерштурмфюрер дал ей прикурить.

— Благодарю, Хельмут.

Тонкая черная сигарета с золотым фильтром и волнующим запахом ментола — она сразу напомнила его страстные объятия в сторожке у Золтана, его ласку, его любовь, точно его пальцы снова прикоснулись к ее обнаженной коже. Все это было только что, всего несколько часов назад — и вот уже нет. Сердце тоскливо сжалось. Она закрыла глаза.

— Кто возглавляет делегацию Красного Креста? — она повернулась к унтерштурмфюреру, усилием воли прогоняя воспоминания. — Сэр Джеймс Кинли, если я не ошибаюсь?

— Так точно, госпожа оберштурмбаннфюрер, — ответил тот.

— У нас есть с ними связь?

— Да, конечно.

— Тогда свяжитесь с ними и скажите, что мы скоро будем. И дайте мне поговорить с сэром Кинли. Так и скажите, уполномоченный рейхсфюрера, чтобы он не сомневался, что мы настроены серьезно, и все, что мы собираемся сделать, мы будем делать не просто как одолжение, а как весьма существенный шаг от лица Германии. С ожиданием ответных шагов с их стороны. Мы сдерживаем натиск четырех крупнейших армий мира почти год, и не так уж многого они добились, так что мы имеем все основания вести себя достойно. Как вы считаете, Хельмут?

— Я абсолютно согласен, фрау.

— Тогда вызывайте сэра Кинли, зачем откладывать.

21

— Леди… Сэтерлэнд? Вы англичанка?

Сэр Джеймс Кинли, официальный представитель Красного Креста, ждал их, согласно договоренности, в холле гостиницы «Фридрихпалас» в Бернау. Когда Маренн вошла, он поднялся с бархатного дивана — лет сорока, чрезвычайно ухоженный, в идеально сидящем светлом костюме с гладко прилизанными светлыми волосами. Даже излишне ухоженный, показалось Маренн. Почти по-женски.

— Вы представитель рейхсфюрера? — он смотрел на нее светлыми, почти прозрачными глазами с явным удивлением, весь какой-то бесцветный, словно изрядно застиранный лоскут.

— Да, вот мои полномочия, — она протянула англичанину документ. — Я оберштурмбаннфюрер войск СС, сотрудник Главного медицинского управления СС. Если вам, по совершенно очевидным причинам, неприятно произносить мое звание, сэр, то вы можете называть меня «госпожа офицер». Меня это нисколько не обидит.

— У вас прекрасный английский, вы имели отношение к Англии? — Кинли вернул ей бумагу с подписью Гиммлера, едва взглянув на нее. На ослепительно белом манжете блеснула круглая сапфировая запонка в окружении мелких бриллиантов.

«Оделся, как на парад, — подумала Маренн. — Как он будет во всем этом осматривать узников, ведь он должен освидетельствовать и принять каждого. Очень странный господин. Или он считает, что это я ему буду их показывать, а он только головой кивать, подходит или не подходит?».

— К Англии я имела отношение очень давно, — ответила она сухо, — еще в юности. Мой первый муж был англичанином. Но он умер. Вскоре после окончания Первой мировой войны.

— Мой помощник унтерштурмфюрер Рашке, — обернувшись, Маренн представила офицера за своей спиной. — Я полагаю, нам следует выехать немедленно. Не будем терять время. Ваши люди готовы? — она взглянула на Кинли. Тот как-то странно мялся. — Вас что-то смущает? — спросила она с недоумением. — Все адреса указаны в приказе. Они согласованы с вашим руководством. У вас есть возражения?

— Да, то есть нет, — англичанин махнул у нее перед носом изящной рукой с маникюром. — Никаких возражений, госпожа офицер. Только…

— Только что?

— Только одна поправка. Не могли бы мы переговорить с вами с глазу на глаз? — он взглянул на Рашке.

— Хорошо, — Маренн пожала плечами. — Хельмут, оставьте нас, — приказала унтерштурмфюреру.

— Слушаюсь, — Рашке вышел.

— Присядьте, — англичанин вежливо указал на диван, даже как-то заискивающе улыбнулся.

— Зачем? — Маренн явно не была настроена любезничать с ним. — У нас долгий разговор?

— Не такой уж долгий, — англичанин как-то уж совсем фамильярно потянул ее за рукав. — Но знаете ли, леди Сэтерлэнд, как вам сказать? Приватный, одним словом.

— Я не леди, — она ответила довольно резко, — как бы мне ни льстило такое обращение, милорд. Я офицер войск СС и нахожусь при исполнении обязанностей.

Но все-таки села. Не рядом, как он хотел, а напротив. Закурила сигарету с ментолом.

— Я слушаю вас.

Еще не хватало, чтобы он трогал ее за коленки. А сэр был явно настроен не по-деловому, это она сразу почувствовала, можно сказать, настроен был даже игриво. В ее планы это вовсе не входило. Что так повлияло на англичанина, оставалось только догадываться. Вряд ли находясь в весьма комфортных условиях в нейтральной Швейцарии, он испытывал недостаток в женской ласке, или на него произвело впечатление, что официальным представителем рейхсфюрера оказалась женщина в весьма высоком звании? Или форма СС столь сексуальна, что сэру просто не терпится получить массу удовольствия от любовного приключения с истинной арийкой, как он думает. А потом прихвастнуть в своем кругу, мол, они не такие уж недоступные и не такие уж холодные, эти германские валькирии, женщины-воительницы. Но что-то ей подсказывало, что дело не совсем в ней. Даже вовсе не в ней. И она не ошиблась.

— Я бы хотел обсудить с вами, леди Сэтерлэнд, — он упорно продолжал называть ее так, — одно дельце.

Сэр как-то неуверенно заерзал на месте.

— Какое дельце? — Маренн взглянула на него с усмешкой. — Насчет чего?

— Насчет нашей поездки, так сказать, последовательности исполнения наших планов.

— Так-так? — Маренн насторожилась. — Вас что-то не устраивает? Почему вы не поставили нас в известность заранее? Приказ получен, и изменить что-то трудно. Начальники лагерей извещены, идет подготовка. В чем дело?

— Там в приказе, — сэр показал мягкой белой ручкой, украшенной перстнем с сапфиром, на папку, которую она положила на колени. — В самом конце указан лагерь Флоссенбург.

— Да, это так, — Маренн кивнула. — И что? Мы намереваемся отправиться туда, как только посетим все предыдущие. Это взрослый лагерь, тогда как первые четыре — детские. Между моим руководством и вашим была достигнута договоренность, что детей будут освобождать в первую очередь. Почему вы хотите изменить порядок?

— Видите ли, я ограничен транспортом, — сэр начал взволнованно потирать руки. — И мне хотелось бы сначала забрать узников из Флоссенбурга, а затем уж на оставшиеся места — из других лагерей.