Книга Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной - Любовь Виноградова

За удачным днем, когда Володя одержал две победы, последовал неудачный, такова пестрая жизнь летчика-истребителя. Хотя разве это неудача, если Лавриненков был подбит, но спасся сам и спас самолет?

В тот день Лавриненков вылетел с ведомой Катей Будановой: передали, что в воздухе группа немецких бомбардировщиков «Хейнкель».[379]Скорее всего, они, переоборудованные под транспортные самолеты, везли грузы в котел. «Хейнкели», выкрашенные в белый цвет для маскировки, они нашли не сразу. Увидев их, Лавриненков набрал высоту. «Прикрой, атакую», — передал он Будановой по радио. Его очередь попала в цель, но немецкий стрелок тоже попал по нему. Самолет почему-то резко потянуло влево, «словно левое крыло стало вдвое тяжелее». Сразу же в наушниках раздался голос Кати: «Семнадцатый, вас подбили. Я прикрою!» Только тогда Лавриненков посмотрел на правое крыло самолета. Его практически не было, остался лишь обнаженный каркас. Перекошенную машину удавалось держать ценой огромного напряжения.

Подбитый бомбардировщик добил другой летчик. Это могла бы сделать Буданова, но она не имела права покинуть подбитого ведущего. «Тяни к аэродрому! Тяни! Я прикрою», — повторяла она время от времени, подбадривая Лавриненкова. Дотянув до аэродрома, он понял, что сесть будет очень сложно: на развороте самолет срывался до падения. «Прыгай!» — раздался в наушниках голос Кати, но Лавриненков ей не ответил: он решил садиться.

Посадка неуправляемого самолета была «больше похожа на падение с небольшой высоты». Первой к володиному самолету прибежала по сугробам Буданова, за ней подъехал на машине начальник штаба. Оказалось, что Лавриненков был прав, стараясь спасти самолет: ремонт требовался небольшой. «Засучивай рукава, Капарка!» — весело приказал володиному технику старший техник. Для ремонта нужен был только клей, перкаль и умелые руки.

Полк летал беспрерывно: с 10 по 31 декабря было сделано 349 боевых вылетов. То есть каждый день летчики вылетали по три-четыре раза, а эти, декабрьские, дни, были самые короткие в году. Лишиться самолета именно сейчас Лавриненкову было очень обидно. В следующие дни Володя, не зная, куда себя деть, сновал от общежития к стоянке, оттуда к штабу и снова к самолету. Терся у своего яка в надежде чем-то помочь чинившим его механикам. В один из этих дней он услышал в воздухе рев моторов и, подняв голову, увидел огромный самолет «Дорнье». Немецкий транспортник возвращался из Сталинграда. Самолет летел низко, надрывно ревя моторами, скорее всего, перегруженный: избавившись от груза, эти транспортники брали на борт под завязку раненых и больных. Распоряжавшиеся посадкой в самолеты полевые жандармы с огромным трудом наводили порядок, стреляя в воздух, однако все равно в самолеты набивалось столько людей, что те еле могли взлететь.

Володя инстинктивно бросился к своему самолету, но тут же вспомнил, что лететь не может. Тогда хотел бежать звонить в штаб, однако штаб уже передал о «Дорнье» группе истребителей полка, которые подходили к Зетам. Володя с техниками наблюдали с земли, как от группы отделился ведущий — Шестаков, который догнал «Дорнье», но не обстрелял его — оказалось, израсходовал в вылете все боеприпасы. Тут же пошел в атаку другой истребитель. Раздалось несколько пулеметных очередей, и гигант «Дорнье», потеряв управление, пошел к земле. Истребители еще не успели приземлиться, а все уже знали, что «Дорнье», хорошо защищенный расставленными во все стороны пулеметами, расстреляла в воздухе Лиля Литвяк.[380]

Если верить воспоминаниям Лавриненкова, Литвяк и Буданова быстро завоевали в его полку любовь и уважение. Ребята всячески старались облегчить их жизнь и боевую работу, но «реакция Литвяк и Будановой оказалась “самой неожиданной”: они категорически отказывались от опеки и не признавали никаких скидок». Маленькая Лиля рядом с высокой плечистой Катей казалась совсем девчонкой. Они очень дружили, но, как казалось Лавриненкову, «верховодила Катя. Живая, непосредственная, очень веселая»,[381]она скоро стала душой эскадрильи. Организовать товарищеский ужин или танцы никто лучше ее не мог.

Перед Новым годом Фаина и Валя сходили в юрту к калмыкам — посмотреть, как те живут. От увиденного интеллигентная Валя пришла в ужас. В юрте, спертый воздух которой шибал в нос, стоило только открыть дверь, сидела бабка-калмычка. Она курила трубку и качала люльку, в которой лежал маленький ребенок, описанный и обкаканный. Им предложили калмыцкий чай с солью и жиром, но они отказались.[382]

Встреча нового, 1943 года Вале Краснощековой запомнилась тем, что еду в столовой им выдали в кружке, а вино — в миске. Дело было в том, что пшенной каши было мало, а вина — много. Валя, которой в декабре исполнилось двадцать лет, вина до этого не пила, да и у Фаины не было к нему привычки. Подталкивая друг друга локтями, они допили свои кружки до конца, и это вино на голодный желудок так на них подействовало, что, возвращаясь на квартиры в деревню, они никак не могли подняться на горку. Было скользко, и, только поднявшись, они тут же, хохоча, съезжали вниз.

Летчики 31 декабря весь день были в боях и «повалились спать» сразу после ужина: сделали свое дело усталость и холод. Кто-то, впрочем, проснулся около полуночи и вспомнил о приближении Нового года, разбудив остальных. Амет-Хан, конечно, предложил наступление Нового года и фронтовые успехи отметить своим любимым салютом из пистолета. На улицу не пошли, слишком было холодно, стреляли прямо в землянке. От «салюта» потух светильник — лампа-коптилка, сделанная из гильзы. Открылась дверца железной печки, и на пол посыпались угли. Кто-то из ребят навел порядок, и все тут же снова уснули.[383]

Отмечали ли свой последний Новый год Лиля Литвяк и Катя Буданова или тоже проспали, усталые? Какие у них были чувства и мысли на пороге нового, 1943 года? Возможно, они тревожились о будущем: уже знали, что Шестаков потребовал убрать их из полка, но не были уверены, что их возьмут в другой. Все решилось в следующие пару дней.

По свидетельствам однополчан, Шестаков девушек «уважал и ценил как летчиков».[384]И оставить их у себя отказался не из-за того, что они были слабыми профессионалами, а из-за потерь, которые в тот период были очень велики. Ему, очень сильному, со сложным и авторитарным характером, казалось, что в его полку, который состоит из лучших летчиков и которому дают самые сложные задания, этим девушкам оставаться не нужно.

Поиском места для Литвяк и Будановой лично занялся командир 6-й истребительной авиадивизии Борис Сиднев. Рядовым летчикам-мужчинам он, конечно, помогать бы не стал, но девушки были явлением особым. За работой Литвяк и Будановой он следил, считал их хорошими летчиками, гордился тем, что у него летают девушки, и не противился их отказу вернуться в женский полк. Вообще-то неизвестно, как бы повел себя Сиднев, не имей он особого мотива: «дураку было понятно, что ему нравится Лилька».[385]