Книга Роковая дама треф - Елена Арсеньева

– Оливье де… – начал было тот, да тотчас же осекся, ибопонял: нельзя открывать свое имя, пусть даже ему сейчас наденут на шею орденПочетного легиона.

Ведь мстительная графиня в два счета превратит ленточкулюбого ордена в веревку палача! Как странно: в кружеве, что плетет судьба,самая ничтожная нить может оказаться основной, способной распустить весь узор –или завязать еще более сложный. Ну не заметь он женщину, барахтающуюся в воде,не дотянись до нее эфесом своей сабли или сломайся его сабля в одном из боев!Ведь тогда графиня-шпионка (а она, несомненно, была таковой) благополучно пошлабы ко дну, а они с Анжель благополучно отправились бы в дальнейший путь и,возможно, добрались бы до милой Франции… А теперь… теперь не он сдаст Биромадам Жизель, а она сейчас выдаст Анжель! Вот и спасай после этого тонущих! Онвнезапно вспомнил одного своего знакомого из Бокера, городка, откуда сам Оливьебыл родом. Этот человек жаловался, что одержим пагубной страстью спасатьутопающих.

«Как только я вижу, – рассказывал он, – что какой-нибудьнесчастный дуралей падает в воду, не могу удержаться, чтобы не броситься вследза ним. Сколько моя мать ни повторяла, что в один прекрасный день я так в рекеи останусь, – это сильнее меня. Как, говорю я себе, вот живой человек, которыйвот-вот превратится в утопленника, и от тебя зависит этому помешать! По правдесказать, предпоследний мой спасенный тонул месяца три тому назад, вцепился мнев ноги и три раза утаскивал меня на дно, так что я и шевельнуться не мог! А вотпоследний… Я как-то рыбачил – да и спас одного… оставил его приходить в себя, асам разложил свою одежду просушить, да и вздремнул на солнышке. Проснулся – ниутопленника моего, ни улова в корзинке, ни, что всего обиднее, одежды моей! Стех пор я и зарекся: в воду больше ни ногой, пусть себе хоть весь мир утонет!»

Оливье внезапно захохотал истерически – Биро даже отшатнулсяот него, как от безумного! – и вновь вытянулся во фрунт.

– Прошу прощения, mon colonel [74]! Я был так… ошеломлен,что забыл свое имя. Меня зовут Оливье Савё.

Теперь засмеялся Биро.

– Савё? Да неужели?! Поразительное совпадение! [75]

– Да уж, – пожал плечами Оливье. – В жизни случаются такиесовпадения, так что знаете… – Вспомнив, с кем разговаривает, он вновь вытянулсяво фрунт.

– Ну что ж, мой храбрый Савё, – ласково проговорила мадамЖизель. – Уверяю вас, господин полковник, да и сам император щедро отблагодаритвас за спасение моей жизни. А потом… – глаза ее хищно сверкнули, – но всепотом!.. Итак, чем я могу вознаградить вас?

– Silentium, – пробормотал Оливье, едва шевеля побелевшимигубами. – Silentium!

Мгновение мадам Жизель смотрела на него непонимающе, нопотом жестокое разочарование исказило ее черты. Она поняла, чего хочет от нееОливье. Молчания!

Он видел, что первым ее побуждением было в негодованииотказать, выдать Анжель, однако тут же сладострастная улыбка искривила еечувственные губы, и мадам Жизель, приблизившись к Оливье, пробормоталавполголоса – так, чтобы не услышал Биро:

– А ведь ты прав, красавчик! Смерть – мгновение, а этослишком мало, слишком быстро для нее! Ведь она не сможет вернуться домой, онабудет жить в чужой стране, вечно таиться, вечно бояться! – Жизельрасхохоталась, закидывая голову. – О, тебе повезло, Анжель! Никогда не моглапонять, что в тебе находят мужчины, – верно, уж и не пойму. Буду рада увидетьтебя в Париже. Portez-vous bien! [76]

Ангелина даже не заметила, когда Биро и мадам Жизель ушли.Она даже как бы не слышала разговора между ними и Оливье, как бы не понималасмертельной опасности, которой избежала чудом. Ей было нужно сейчас совсемдругое чудо: оказаться на противоположном берегу, пройти, проползти весь путьсвоих страданий в обратном направлении, превратив его в путь надежды иожидания, когда эта надежда сбудется. Но, верно, закончилось в ее жизни времячудес, настало время, когда нельзя вернуться, нужно снова идти вперед.

Прочь от России, от родных, от любви! И даже не узнать, живыли все покинутые ею… Отчаянно пенять на судьбу она удерживалась лишь потому,что верила – верила, как способны верить только русские люди: бог знает, чтотворит. Все в руках божьих; следовательно, пока последнее зло не совершилось,пока смерть не пролегла поперек твоего пути, не до́лжно отчаиваться исомневаться в божественной мудрости и милосердии.

– Боже, боже мой! Не оставь меня в дни скорби моей! –прошептала Ангелина.

Потом мысли ее приняли другое, более практическоенаправление.

Итак, судьба опять посмеялась над нею. Ангелина мечтала самараспоряжаться своей участью, бороться с обстоятельствами! Где там! Опятьпридется подчиниться, сдаться…

Нет. Она не сдастся, она еще обратит свое поражение впобеду!

Неправда, что месть – отрада мелких душ! Бывает так, чтоместь становится единственным стержнем существования. И теперь пришел чередАнгелины жить с мыслью об отмщении: за себя, за князя Алексея и княгинюЕлизавету, за Меркурия, за всех тех, кто убит по воле шпионки-графини… заНикиту!

Она прижала ладони к губам, чтобы громко не застонать.

«Может быть, ты жив. Может быть, мы увидимся когда-нибудь.Или не увидимся никогда. Но я не забуду тебя. Не забуду! Горе жизни испытываетлюбовь, и если не убивает ее, то дает ей новый полет. Ничего! Все избудется!Главное – чтобы спаслась Россия».

Она в последний раз поглядела на противоположный берег –затянутый дымом сражений, грохочущий громом пушек, залитый кровью и слезами…единственный в мире обетованный берег! Какая-то светлая птица вдругпромелькнула над рекой, стремясь туда, возвращаясь.

Ангелина проводила ее тоскливым взглядом. Может, это летитее душа?

Может быть…