Книга Наблюдающий ветер, или Жизнь художника Абеля - Агнета Плейель

Вечерами с верхней палубы, где размещались каюты первого класса, доносились звуки оркестра. Но Абель предпочитал оставаться внизу и любоваться звездным небом, на котором всходили и заходили все новые и новые туманности и созвездия.

Иногда в черно-зеленых сумерках борта корабля светились, словно покрытые фосфором, и тогда «Принцесса Мария» походила на призрачный корабль.

«Вероятно, мне будет полезно узнать мир, – писал Абель Анне. – Я боюсь, что сердце мое ожесточится, но одновременно и хочу этого. Потому что до сих пор не знаю, кто я есть на самом деле».

Наконец, на шестой или седьмой неделе плавания глазам Абеля предстало в высшей степени удивительное зрелище: тысячи крохотных огней и искорок дрожали на горизонте, сливаясь в сплошной золотой пояс. Абель перегнулся через перила, не в силах оторвать глаз от такой красоты. В ответ на его вопрос кто-то из команды объяснил, что это острова к югу от Суматры. Абель забыл об ужине.

Но потом подул ветер, и вскоре сверкающая полоса скрылась из виду. Наутро ее уже не было.

Зато к вечеру, когда шторм утих, воздух наполнил терпкий запах цветов и тропического леса. Некоторые моряки утверждают, что подобные ощущения вдали от берега не более чем мираж, но дедушка Абель был готов поклясться в обратном. Острова Индийского архипелага окутаны облаком ароматов, которые чувствуются гораздо раньше, чем глаз успевает разглядеть на горизонте очертания земли.

На следующее утро вдали действительно показались острова. На этот раз даже Оскар вышел полюбоваться ими из каюты. Братья прильнули к перилам. То, что они увидели, больше всего напоминало разбросанные по поверхности океана туго связанные букеты фиалок. Потом появилась полоска суши. Корабль проходил мимо пенящихся зеленью берегов Суматры.

Миновали город Паданг и на следующее утро, выдавшееся туманным, оказались в Зондском проливе. В середине его высилась огромная гора – вулкан Кракатау, который «Принцесса Мария» почтительно обошла по широкой дуге. С тех пор как Кракатау проснулся от тысячелетнего сна и, извергая огонь и лаву, еще больше погрузился в море и волна землетрясения прокатилась по всему земному шару, прошло всего десять лет.

Тогда на яванское побережье обрушился тридцатипятиметровый вал, унесший с собой десятки тысяч человеческих жизней. Многие суда погибли, «Принцесса Мария» спаслась чудом.

Миновав Кракатау и острова у берегов Батавии, «Мария», пыхтя, трусила вдоль северного побережья Явы. Оскар курил на палубе, откинувшись в кресле. Абель все еще стоял у перил. То там, то здесь на горизонте появлялись рыбацкие суда из Мадура с треугольными парусами на высоких мачтах. Из висевшего над побережьем влажного тумана проступали очертания вулканических цепей.

Абель склонил голову набок и прищурился, а потом закричал, тыча пальцем. Оскар кивнул. Однажды он уже видел все это. Тогда он так же стоял у перил, не в силах скрыть восторженного нетерпения. Но сейчас он оставался в кресле, и мысли его были заняты другим.

Наконец наступило утро, когда Абеля разбудил раздавшийся где-то совсем рядом лязг якорной цепи. Оскар выскочил на палубу первым. «Принцесса Мария» встала на рейд в порту Сурабаи. Ей в очередной раз повезло. Выдохнув последнее облако пара, она погрузилась в тяжелый сон, которому не могли помешать ни человеческие голоса, ни толкотня роящихся вокруг нее рыбацких праусов и сампанов, ни топот на палубе и причальных лестницах, по которым уже выносили на берег грузы.

В это время Абель стоял посреди каюты, выискивая в ворохе белья свои брюки. Сердце колотилось как сумасшедшее.

Они прибыли на место.

Сурабая, 1894

Дорогая Эстрид, моя самая любимая девочка!

Хватит ли у меня слов рассказать тебе об этом? Впечатления хлынули в меня потоком, равно как и тревожные мысли о нашем ближайшем будущем. Ведь мы не туристы с солидным банковским счетом. Нет. Эта страна встала перед нами подобно горному пику, который нам предстоит покорить или погибнуть.

Толчея и вонь на улицах Сурабаи невообразимая. Она чувствуется уже с корабля, я имею в виду запахи.

Сначала мы пересели на шлюпки и пересекли акваторию рейда в компании горячих мадурцев – не имевших, однако, при себе длинных ножей или чего там еще им приписывают. Мы сошли на берег в устье реки, возле приземистых зданий таможни. Оттуда на дрожках, называемых здесь докарами, выехали в город. Старые особняки на главных улицах сохранились со времен Компании. Они выстроены из белого оштукатуренного камня и отделаны с большой помпой как изнутри, так и снаружи. Двери, как правило, бревенчатые или чугунные, литые. Высокие окна, завешенные жалюзи, украшены узорчатыми решетками.

На улице стоит изнуряющая жара, однако уже в патио отеля мы вздохнули с облегчением. Воздух здесь не перегревается благодаря каменному полу, выложенному красными и черными плитами, кое-где – с вкраплениями итальянской мозаики, хорошо отполированной стараниями персонала и босыми ногами многочисленной прислуги.

Редко где так остро чувствуешь незначительность собственной персоны. Ближе к одиннадцати вечера по широким улицам потянулись ландо, запряженные восхитительными пони. Я наблюдал за ними из окна. Мне сказали, что так выезжает местная торговая элита. Сразу после этого одетые в белое слуги вышли на улицы гасить фонари. Тропическая ночь обрушивается внезапно, она черна и полна таинственных звуков. Я внимал им, думая о тебе, и долго простоял так, не имея сил добраться до кровати.

Вонокойо, 1895

Моя дорогая девочка!

Твое письмо я перечитывал много раз, однако до сих пор не имел возможности на него ответить.

Получилось, что я расстался с Оскаром, вероятно, надолго. С небольшой группой сопровождающих я отправился в город Малангу, через один из самых густонаселенных районов страны. Я видел потухший вулкан Арджуна, чей ровный остроугольный конус порос голубым тропическим лесом. Это незабываемое зрелище. У его подножия и располагаются кофейные плантации.

Обстановка в отеле самая непринужденная. Завтрак, состоящий из чашечки порошкового кофе с молоком, подают в шесть утра. Постояльцы, в основном окрестные плантаторы, сидят за одним длинным столом на так называемых сингапурских стульях, и все, кроме меня – в пижамах. Разговоры за завтраком ведутся, мягко говоря, оживленные. Большинство постояльцев, судя по всему, чистокровные голландцы, однако я видел и несколько индийских джентльменов с горящими глазами. На днях сюда прибыл человек с плантации, чтобы сопровождать меня в дальнейшем путешествии. Это низкорослый индонезиец с красно-желтыми зубами.

Мы сели в тесный докар, запряженный двумя застоявшимися пони, которые сразу почуяли воздух свободы. Удар хлыста – и единственной нашей заботой стало удержаться в коляске.

Мимо нас проносились рисовые поля и деревни, окруженные кокосовыми рощицами. По обочинам дороги шли толпы туземцев. Мы обгоняли крытые телеги с огромными колесами, запряженные быками, и все время двигались в гору.