Книга Мир перевернулся - Кармен Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боже мой! Поздравляю вас!
Ева обняла и поцеловала полностью измученного, однако сияющего от счастья сына в промокшей от пота свадебной рубашке, потом подошла к невестке, уже вымытой, в белоснежной сорочке. Ребенок спал у нее на руках.
– Он такой красивый, – прошептала Ева и позволила Анне и Робби подойти поближе, чтобы посмотреть на племянника. – Как ты себя чувствуешь? – спросила она у Дипы.
– Хорошо… но, конечно, было больно. – Дипа попыталась оторвать взгляд от сына, чтобы посмотреть на Еву. – Он чудесный, – прошептала она, и несколько минут все рыдали от умиления.
– Отличная работа, дорогая, – сказала Ева, целуя Дипу в макушку. – Твоя семья уже знает?
– Да. Том позвонил.
– Нам не дадут забыть о годовщине свадьбы, – заметил Том, который тоже не мог оторвать взгляд от жены и сына. – Мы хотим назвать его в твою честь, мам.
– Евой? – спросила Анна.
– Нет… Адамом, – улыбнулся Том.
– Замечательно! – таким было общее мнение.
– Спасибо, – пробормотала Ева, слишком взволнованная, чтобы что-то добавить.
– Дипа, а ребеночек будет пить молочко отсюда? – поинтересовался Робби, показывая пальцем на ее грудь.
Наконец пришло время отправляться домой. Ева повела Робби, а Джозеф – Анну к своим машинам.
– Тебе надо поспать, прежде чем ехать в Манчестер. Может, выпьешь чашку чаю или кофе? – спросила Ева, когда они вошли в квартиру, надеясь, что Джозеф решит остаться.
Ей очень хотелось, чтобы рядом был близкий человек.
– Ты позволишь мне немного поспать на диване в гостиной?
– Конечно. А я, наверное, совсем не смогу сегодня уснуть.
Они уложили Анну и Робби спать, сняв с них праздничную одежду и поцеловав на ночь.
В кухне он сидел за столом и наблюдал, как Ева, облаченная в цветастый поношенный халат, готовит чай. Она взяла две чайницы, из каждой зачерпнула по ложке чайных листьев, положила их в чайник и залила кипятком. Джозеф почувствовал тоску по прежней жизни. Это был его дом. Именно здесь он должен жить и именно с этой женщиной. Чувство оказалось таким сильным, что требовало выхода. Надо что-то сделать или хотя бы что-то сказать. По крайней мере попытаться. Более подходящего момента не будет.
Ева поставила на стол две чашки.
– Почему Том поблагодарил тебя за кольцо? – спросила она, прежде чем он успел промолвить хоть слово. – Ты давал ему взаймы денег?
– Нет… Я дал ему кольцо. Мне показалось, что Дипе оно понравится.
Ева нахмурилась, ожидая дальнейших объяснений.
– Это кольцо Мишель, – пробормотал он.
– О! – Она замерла на месте.
– Мы расстались. Прекратили отношения… Нет нужды выражать сочувствие, – добавил Джозеф. – Виноват только я.
В кухне повисла наполненная ожиданием тишина. У Евы перехватило дыхание. Она опять поставила чайник на стол.
– Думаю, тебе хорошо известно, как остро ощущаешь любовь к человеку, когда отношения с ним заканчиваются, – сказал Джозеф, проявляя неожиданный интерес к пятну на скатерти, которое он старательно тер пальцем. – Я не любил Мишель достаточно, чтобы на ней жениться… А то, что случилось между нами, до сих пор мне кажется чрезвычайно важным. Иногда я думаю, смогу ли когда-нибудь справиться с этим… если мне этого захочется.
Ее взгляд переместился на пол и застыл на коричневых замшевых туфлях Джозефа. Он слегка выдвинул ногу вперед, и Ева увидела носок. Теперь она поняла, что имела в виду Джен. Носки, конечно, были очень дорогие – то ли от Пола Смита, то ли нет, но очень высокого качества, – однако они были полосатые, причем один в пурпурную, а другой в бирюзовую полоску.
Она подняла глаза, стараясь прочесть мысли Джозефа. Откуда ей было знать, что он собирает все свое мужество, чтобы задать вопрос.
– Ева. – Джозеф откашлялся. – Ты никогда не задумывалась, что, может быть… То есть ради детей… нам, возможно, следовало бы…
Он посмотрел ей в глаза и замолчал в нерешительности. О чем она думает? Не совершает ли он ужасную ошибку?
Джозеф оглядел кухню в поисках какого-нибудь знака.
Пока он молчал, Ева потянулась к кружке. Что-то звякнуло, и Джозеф заметил, что она все еще носит то кольцо, которое он ей когда-то подарил. Платиновый обруч с изумрудом. Наверное, это что-то значит. Так, глубокий вдох…
– Ева, я до сих пор очень тебя люблю, – чуть слышно произнес Джозеф.
Молчание.
– Ты сознаешь, что я уже бабушка? – спросила она.
– Какая разница? – Джозеф чуть не рассмеялся.
Ева долго на него смотрела. Он со страхом ждал, что она скажет.
– Ты на самом деле думаешь, что у нас получится? Вернуться в прошлое? – Если бы он мог знать, как она этого хочет!
– Нет. Мы не можем вернуться в прошлое. – Он взял Еву за руку. – Но мы можем пойти вперед.
– Не знаю, готова ли я поверить…
– А ты начни верить. Давай попробуем.
«Кто не рискует, мам…» – вспомнила она слова Тома.
Ева посмотрела на его руку.
– Что будет с детьми? – подумала она вслух. – Я просто не переживу, если им придется еще раз страдать.
– Я очень люблю детей, Ева, – ответил он. – Не надо ссылаться на них, если у тебя есть другие причины.
Ева любовалась его лицом – таким серьезным, искренним, открытым и очень привлекательным. Как не мечтать каждое утро просыпаться рядом с ним?
– Ты все неправильно делаешь.
– Почему? – обеспокоенно спросил он.
– Начать следовало с поцелуя. Сначала заставить меня потерять бдительность, а уж потом переходить к речам.
– Ты так считаешь? – Джозеф почувствовал огромное облегчение. – Хорошо… Я могу исправиться? Еще не поздно тебя поцеловать?
– Поцеловать сейчас? Самое время.
Джозеф наклонился и чмокнул ее в кончик носа.
– Я ужасно по тебе скучал, – сказал он. – Каждый день.
– И ночь, – добавила Ева, наклоняясь, чтобы поцеловать его в губы, обнять, позволить себе вернуться в прошлое и поспешить вперед к его любви.
Вкус поцелуя и ощущения были такими же, какими она их помнила, и соответствовали самым прекрасным мечтам.
– Выйди со мной, – попросила Ева и повела его за руку в сад.
И там, под высокими пальмами, прижавшись к решетке, по которой карабкался вверх душистый горошек, они опять начали целоваться. Опять… опять… Он был бесподобен. Ева ворошила пальцами волосы, прижималась к его телу так крепко, как только могла, горя нетерпением испытать каждый нюанс незабываемых ощущений. Как она могла жить без всего этого? Жить без него?