Книга Пани колдунья - Лариса Шкатула

Правильно она делала или нет, подсказать ей никто не мог, так что Лиза упорно двигалась к девушке, тщательно уминая ногами путь, по которому она собиралась тащить бесчувственную Аниту.

Кое-как ее сиятельство княгиня перевалила девушку на тулуп, застегнула на нем пуговицы, а рукава приспособила под постромки, но в таком положении лежащая из тулупа вываливалась, потому Лиза сунула ее руки в рукава и потащила свою ношу за воротник.

Вроде пошло дело.

Она не только не мерзла, как опасалась поначалу, а, наоборот, разгорячилась и вспотела, потому что, ноша хоть и была нетяжелой, волочить ее по снегу все равно было трудно.

У Лизы мелькнула мысль, не прогорят ли за время ее отсутствия дрова в печи, потому что, уходя, она не додумалась их подбросить.

Она дотянула живой сверток до дороги и без сил рухнула в сугроб рядом. Прикинула пройденное расстояние и ужаснулась: если она так устала после двадцати метров, как же она преодолеет оставшиеся двести?

Двести не двести, чего зря считать. Зато на дороге, даже присыпанной снежком, дело пошло быстрее, и Лиза шаг за шагом продвигалась к своему дому, хватала ртом воздух, падала в снег без сил и опять продолжала двигаться со своей еще живой ношей.

К сожалению, никто и ни в чем ей сейчас помочь не мог…

Через некоторое время каждый шаг стал даваться Лизе с превеликим трудом — так она устала. Ей казалось, что она никогда не одолеет эти проклятые метры до ее прекрасного дома. О том, как придется поднимать бесчувственную девушку по ступенькам, она старалась не думать.

Было ощущение, что все ее усилия тщетны. Лиза вот так упирается, надрывается, и кажется, что движется к дому, а на самом деле остается на месте. Она даже заплакала от бессилия. Но тут же устыдилась: неужели она такая слабая, беспомощная, что не может одолеть самой малой трудности?

Например, если представить себе, что она потеряла сознание в присутствии… хотя бы Марыли.

Смогла бы та дотащить ее до дома? И сама же себе ответила: смогла бы. Значит, Марыля сильнее ее?

А вельможная пани не умеет преодолеть самой малости?

Словом, где уговором, где откровенной насмешкой над собственной слабостью Лиза толкала себя вперед, пока наконец, оглянувшись, не увидела знакомый дом совсем рядом. Вот почему ей так трудно давались последние метры! Она не заметила, что поднималась на пригорок.

От усталости у Лизы дрожали ноги, вся она была взмылена, как загнанная лошадь. А еще ей хотелось упасть прямо в снег и чтобы кто-то сильный затащил ее, пусть даже волоком, в такой близкий и такой труднодостижимый дом!

— Встаньте, Елизавета Николаевна! — строго сказала она самой себе. — Не забывайте, что в вашем роду не было слабых духом… А если и были, то память о них не сохранилась в сердцах потомков.

Это она уже проговаривала себе сквозь зубы, затаскивая Аниту по ступенькам наверх. Абрек прыгал рядом, рычал и лаял. Однажды даже, изловчившись, облизал лицо Аните, но у Лизы не было сил его отогнать.

А когда она все-таки втащила девушку по ступенькам, то, открыв дверь, оставила ее в прихожей, как куль с вещами; сама легла рядом прямо на пол и поплакала, но уже слезами облегчения.

Потом она вспомнила о дровах, и ее обдало холодным потом: растапливать печку Лиза не умела.

А если дрова прогорели? А если Василиса с Игнацем поздно вернутся? Такой большой дом быстро выстудит… Впрочем, это уже была какая-то запоздалая паника, но Лиза, оставив кожух с завернутой в него Анитой лежащим на полу, кинулась к печке, открыла заслонку и с радостью убедилась, что оставшихся углей вполне хватит на то, чтобы распалить подложенные ею поленья…

Станислав обустраивал этот дом так, как если бы собирался жить здесь с Лизой. В небольшом шкафчике в гостиной, например, стояли несколько бутылок крепких мужских напитков, которых дамам пить не полагалось. Да Лиза прежде к этому и не стремилась.

Теперь же, преодолевая желание упасть без сил на кушетку и проспать… очень долго, она открыла початую бутылку французского коньяка — любимого напитка ее мужа, — налила его в бокал для вина. Тут было не до церемоний.

С непривычки коньяк не просто согрел Лизу, а прямо-таки ударил в голову, но зато она тотчас пришла в себя и уже не чувствовала слабости, которая до того валила ее с ног. А ощущала даже некую удаль.

Сейчас она возьмет и отнесет эту девчонку… Но тут она опомнилась и сказала себе:

— Вельможная пани напилась с перепугу. Побоялась, что не выдержит испытаний, которые послал ей бог. Надо подумать, что делать.

Лиза побрела в комнату, которую они с Василисой называли жильем на всякий случай. Мало ли кто приедет или придет. Вроде и гостей к себе не ждали, но комнату все время держали наготове. Хорошо, что она внизу. Вряд ли Лиза смогла бы затащить девушку по лестнице, что вела на второй этаж из гостиной.

Она распахнула кожух и сморщилась: от лохмотьев девушки несло затхлостью и подсохшей кровью.

Лиза стала осторожно раздевать девушку, памятуя о возможных повреждениях ее худенького тельца. Хорошо, что та потеряла сознание то ли от боли, то ли от какой-нибудь болезни. Все это предстояло выяснить, но сначала…

Снятое рванье лежало серо-коричневой кучкой, которую она сгребла, стараясь держать от себя подальше. Выбросила за дверь, прикрыла девушку платком, чтобы не замерзла, и, подхватив ее тряпки, понесла их в кухню.

Дрова разгорелись и весело потрескивали, когда молодая княгиня открыла заслонку и бросила в печку лохмотья девушки. А сама как следует вымыла руки — запах продолжал ее преследовать, налила в кувшин воды, захватила с собой мыло, губку, таз и перенесла в комнату, где лежала Анита.

Та все еще не пришла в себя. Лиза поднялась теперь в свои комнаты, в которые перевезли не только ее гардероб, но и многое из вещей покойной княгини Поплавской. Взяла кое-что из белья, попроще и потеплей, и вернулась к Аните.

Как ей понадобилась бы сейчас помощь Василисы! Лиза собиралась вымыть девушку и заранее представляла себе, каких трудов ей это будет стоить.

Мытье решила начать с волос. Но это она только подумала: волосы, а на самом деле то, что было на голове девушки, представляло собой сбившийся колтун, в котором шевелились вши. Лиза едва преодолела поднимающееся в груди отвращение и пошла за ножницами в комнату Василисы.

А еще она отыскала в кухне какую-то дерюжку и на нее стала складывать волосы, которые как могла стала срезать с головы Аниты.

— Прости, милая, — обратилась она к безмолвной своей гостье, — но нам с тобою не до красы!

Срезанные волосы она тут же отнесла и бросила в печку. Подумала мимоходом, что ходит туда-сюда, не распределяя разумно свои действия. Как говорил отец, дурная голова ногам покоя не дает. Но Лизе отчего-то казалось, что, оставь она то, что снимает или срезает сейчас с девушки, оно расползется, разбежится по ее чистому уютному домику, потом не избавишься!