Книга А я люблю военных... - Людмила Милевская

Ха! Харакири опешил, видели бы вы как опешила я, такоеуслышав.

— Так, значит, меня не ударяли по голове?

Сергей развел руками.

“Странно, — подумала я, — не вижу радости на его лице. Ачего бы он хотел?”

Я снова вскочила и закричала:

— Вот оно, бескрайнее воображение мое! Спасло и на этот раз!Потому что удар я тоже предугадала! Удар за меня получил Сумитомо! Но его послеудара во дворец сегуна отнесли, меня же… — И я обвела презрительным взглядомсобственную спальню.

Сергей был поражен.

— Сумитомо? Кто такой? — спросил он.

— Как? — изумилась я. — Ты не знаешь Сумитомо? Славноговоина из великого рода? Сумитомо Фудзивара знают все! Он герой моей новойкниги. Кстати, в этой книге я, с присущими мне легкостью и блеском, раскрылатайну, волнующую умы японцев целых триста лет. Целых триста лет растерянныеяпонцы искали ответа на один вопрос и.. не на-хо-ди-ли! Но…

Глаза Сергея наполнились ужасом. “Мало тебе нашей страны?Теперь и за Японию взялась!” — говорили они.

Пришлось ответить:

— Да, я взялась за Японию, потому что не могу видеть какмучаются последние триста лет эти бедные японцы! Мучаются, пытаясь постичьсмысл поступка великого воина Асано Наганори. Зачем он покушался на Кира, наэтого дряхлого жадину, развратника и придурка, который и без него был в двухшагах от естественной смерти? И почему не убил его? Наганори! Непревзойденныйбоец! Безупречный мастер боя!

— Мастер боя? — растерянно, сомнамбулически повторил Сергей.— Боец?

Судя по всему в голове его шла напряженная, большая работа.

— И что же? — наслаждаясь произведенным эффектом, продолжилая. — Несмотря на доблесть Наганори, ему дал отпор какой-то жалкий безоружныйцеремониймейстер?

Ха! Так я и поверила! Наганори был великим стратегом! Онпредвидел вперед многие ходы врага, а настоящий враг его — заговорщики.Наганори стремился предотвратить заговор, зреющий среди даймё. Не Кира хотел онубить, а Кадзикава Ёритору — начальника дворцовой охраны.

— Ёритору, — как робот повторил Сергей.

Боже! От моего ума, он просто обалдел! Что же будет сяпонцами?

С еще большим вдохновением я продолжила:

— Убив Ёритору, одного из заговорщиков, Наганори рассчитывалпосеять смуту. Только смута могла разрушить заговор. Наганори знал, что егоприговорят к сэппуку, что за него будут мстить, что к сэппуку приговорят имстителей, знал и то, что они тут же станут народными героями. Наганори —великий стратег — все рассчитал. Ценой своей жизни, он хотел предотвратитьзаговор. Ударив Кира, он крикнул “отомстил!”, потому что и в этом случаемеханизм, раскручивающий смуту, запустился!

Сергей, словно пытаясь избавиться от наваждения, потрясголовой.

— Да почему именно это сейчас тебя волнует? — недоумевая,спросил он.

— Да потому, что мой Сумитомо тайну Наганори раскрыл, а я,благодаря своему Сумитомо, тайну заговора Харакири раскрыла. Харакири подпилилсук, на котором сидел, сам натолкнул меня на тему сорока семи ронинов. Ктотолько эту тему не освещал! Тома! Тома написаны о легендарных ронинах! Нопользу из их истории извлекла только я. И благодаря Харакири. Знаешь, что насамом деле обозначает это слово?

Сергей потряс головой. Бедняга, он уже совсем ничего непонимал, так я его запутала.

— Харакири — это презрительное название неудачного сэппуку,— гордо изрекла я. — Брак, иными словами. Артем в точности соответствует своейкличке. Я в два счета раскусила его! Слава Сумитомо! Он получил удар за меня! Яздорова! Совсем здорова! Так что это я тут стою?! Надо бежать! Скорей бежать!

И я попыталась улепетнуть из своей квартиры, но Сергей меняпоймал и спросил:

— Куда ты собралась бежать?

— Как — куда? Харакири ловить! Этого подлого ронина,преступника, заговорщика! Из-за этого бессовестного заговорщика Харакири чутьхорошего человека не оклеветала, полковника, друга образцово-показательнойгенеральской семьи, Петра Петровича Смирнова! Ох, поплатится же Харакиритеперь!

В глазах моего бесстрашного Сергея появился жуткий испуг:

— Соня, никуда бежать не надо. Сказал же, Харакири мы сВиктором Викторовичем давно скрутили?

— Кес кё се, Виктор Викторович? — спросила я, люблю иногдаблеснуть французским.

Мой Сережа, хоть и бизнесмен, на редкость грамотнымоказался. Вопрос понял и так же по-французски ответил:

— Сэ полковник ФСБ, известный тебе под именем Андеграунд.

Я была потрясена:

— Полковник ФСБ?! Андеграунд?! Этот презренный и всемизвестный плут, картежник, поклонник Бахуса и Венеры, а (уж если не кривитьдушой) попросту раздолбай, пьяница и грязный распутник?! Все это и естьполковник ФСБ?

— Да, это так, — с неясной для меня гордостью подтвердилСергей, ретиво боднув вихрастым лбом пространство.

“Вай ме!” — поразилась я, люблю блеснуть и грузинским.

Ехидно прищурившись и ядовито усмехнувшись,поинтересовалась:

— А как же честь офицера ФСБ? А как же его непорочность?

Сергей приосанился, еще раз воздух боднул, гордо вскинулсвой квадратный подбородок и с серьезной патетикой вопросил:

— Теперь ты понимаешь, Соня, как тяжело верой и правдойРодине служить? Она, зачастую, требует от своих сыновей практическиневозможного, но сыновья идут и, бесстрашно бросаясь в гнездо врага, вершатневозможное героически!

— Да уж, — скептически откликнулась я, — была свидетелем,чего уж бедный Андеграунд не навершил в том гнезде — просто жуть охватывает. Асколько водки он у врага истребил, а сколько вражьих девок попортил. Орден,надеюсь, уже ждет его?

Сергей, как ни странно, не обиделся и даже меня поддержал:

— Да, Соня, да! Его ждут орден за личное мужество и медальза отвагу. Я сам его мужеством потрясен, хоть бесстрашно под пули врагаежесекундно подставляюсь, но одно дело пули, другое — такие не-че-ло-ве-ческиеиспытания.

— Ясное дело, — согласилась я, — вино и девочки страшнее,чем пули. Теперь понятно, почему в эти органы конкурс такой. Поневолевоскликнешь: “Как много у нашей Родины бесстрашных сыновей, готовых подвергнутьсебя не-че-ло-ве-ческим испытаниям!” И много там, в ФСБ, героев таких?

— У нас герои практически все, — с достоинством сообщилСережа и добавил: — У русских мужчин это в крови.

Моя Капитолина оказалась права — я сошла с ума. Конечносошла с ума, если не увидела очевидного.