Книга Толстая тетрадь - Агота Кристоф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вокзал не изменился. Он только стал чище и украшен клумбами цветов — это цветы местные, я не знаю, как они называются и нигде в другом месте их не встречал.
Я вижу автобус, отъезжающий с остановки, в нем немногие прибывшие пассажиры с поезда и рабочие близлежащего завода. Я не сажусь в автобус. Я продолжаю стоять перед вокзалом, передо мной на земле стоит мой чемодан, и я смотрю на аллею каштанов Вокзальной улицы, которая ведет в город.
— Хотите, я понесу ваш чемодан?
Передо мной стоит мальчик лет двенадцати. Он говорит:
— Вы пропустили автобус. Следующий теперь только через полчаса.
Я говорю ему:
— Ничего страшного. Я пойду пешком.
Он говорит:
— У вас тяжелый чемодан.
Он поднимает мой чемодан и продолжает его держать. Я смеюсь:
— Да, тяжелый. Я знаю, ты не сможешь нести его долго. Я занимался этим до тебя.
Мальчик ставит чемодан на место:
— Правда? А когда?
— Когда мне было столько, сколько тебе. Давно.
— А где?
— Здесь. У этого вокзала.
Он говорит:
— Я вполне могу нести этот чемодан.
Я говорю:
— Ладно, только дай мне уйти на десять минут раньше. Я хочу идти один. И не торопись, мне некуда спешить. Я буду ждать тебя в «Черном саду». Если он еще существует.
— Да, он еще существует.
«Черный сад» — это маленький сквер в конце каштановой аллеи, в нем нет ничего черного, кроме чугунной ограды. Я сажусь на скамейку и жду мальчика. Он вскоре появляется, ставит чемодан на скамейку напротив меня и садится перевести дыхание.
Я, зажигая сигарету, спрашиваю:
— Зачем ты делаешь эту работу?
Он говорит:
— Хочу купить себе велосипед. Гоночный велосипед. Вы не дадите мне сигарету?
— Нет, сигарету я тебе не дам. Я сам вот-вот умру из-за сигарет. Ты что, тоже хочешь умереть из-за сигарет?
Он отвечает:
— Умереть от одного или от другого… Все равно ученые говорят…
— Что они говорят, эти ученые?
— Что Земле скоро крышка. И что тут ничего не поделаешь. Слишком поздно.
— Где это ты такое слышал?
— Везде. В школе, и особенно часто по телевизору.
Я бросаю свою сигарету:
— Все равно не получишь сигареты.
Он говорит мне:
— Вы недобрый.
Я говорю:
— Да, я недобрый. Ну и что с того? Есть у вас в городе какая-нибудь гостиница?
— Конечно. Несколько гостиниц. Вы не знаете? А кажется, что вы хорошо знаете город.
Я говорю:
— Когда я здесь жил, здесь не было гостиницы. Ни одной.
Он говорит:
— Тогда, наверно, это было очень давно. На Главной Площади есть совсем новая гостиница. Она называется Гранд Отель, потому что она самая большая.
— Пошли туда.
Перед гостиницей мальчик ставит мой чемодан:
— Я не могу войти в гостиницу. Меня знает горничная. Она скажет моей маме.
— Что скажет? Что ты нес чемодан?
— Да. Моя мама не хочет, чтоб я носил чемоданы.
— Почему?
— Не знаю. Она не хочет, чтоб я этим занимался. Она хочет, чтоб я только учился.
Я спрашиваю:
— Твои родители чем занимаются?
Он говорит:
— У меня нет родителей. Только мать. Отца нет. У меня его никогда не было.
— А мать твоя чем занимается?
— Она работает как раз в этой гостинице. Два раза в день моет пол. Но она хочет, чтобы из меня вышел ученый.
— Какой ученый?
— Этого она не может знать, потому что не знает, какие бывают профессии у ученых. Думаю, она имеет в виду учителя или доктора.
Я говорю:
— Хорошо. Сколько ты берешь за чемодан?
Он говорит:
— Сколько дадите, сударь. Я даю ему две монеты:
— Так хватит?
— Да, сударь.
— Нет, сударь. Совсем не хватит. Не за такие же деньги ты нес этот тяжелый чемодан от самого вокзала!
Он говорит:
— Я беру то, что мне дают, сударь. Я не имею права требовать больше, и потом бывают бедные люди. Иногда я бесплатно ношу чемоданы. Я люблю эту работу. Люблю ждать на вокзале. Люблю смотреть на приехавших людей. Людей из нашего города я всех знаю в лицо. Я люблю смотреть, как приезжают другие люди. Как вы. Вы издалека приехали, правда?
— Да, издалека. Из другой страны.
Я даю ему банкноту и вхожу в гостиницу.
Я выбираю угловую комнату, из которой видна вся площадь, церковь, бакалейный магазин, лавочки, книжный магазин.
Девять часов вечера, на площади пусто. В домах зажглись огни. Опускаются шторы, закрываются ставни, задергиваются занавески, площадь закрывается.
Я устраиваюсь у одного из окон своего номера, смотрю на площадь, на дома до поздней ночи.
В детстве я часто мечтал жить в доме на Главной Площади, в любом доме, но особенно хотелось в синем, где был и теперь еще есть книжный магазин.
Но в этом городе я жил только в лачуге Бабушки, далеко от центра, в самом конце города, почти у границы.
У Бабушки я работал с утра до вечера, как и она. Она кормила меня и давала мне кров, но никогда не давала мне денег. Однако деньги мне были нужны на покупку мыла, зубной пасты, одежды и обуви. Тогда вечером я шел в город, играл на губной гармошке в кафе. Я продавал дрова, которые собирал в лесу, грибы, каштаны. Еще я продавал яйца, которые воровал у Бабушки, и рыбу, которую быстро научился ловить. Еще я оказывал всем разные услуги. Носил записки, письма и посылки, меня не боялись, потому что считали глухонемым.
Вначале я не разговаривал, даже с Бабушкой, но вскоре мне пришлось, чтобы торговаться, называть цифры.
Часто я болтался на Главной Площади. Я смотрел на витрину книжно-канцелярского магазина, на белые листы бумаги, школьные тетради, резинки, карандаши. Все это было для меня слишком дорого.
Чтобы заработать немного денег, я каждый раз, когда получалось, ходил на вокзал ждать пассажиров. Я носил их чемоданы.
Так я смог купить бумагу, карандаш, резинку и толстую тетрадь, в которую я записывал свою первую ложь.
Через несколько месяцев после смерти Бабушки в дом без стука вошли люди. Их было трое, один из них в форме пограничника. Двое других в штатском. Один из них ничего не говорил, только записывал. Он был молодой, почти такой же молодой, как я. У другого были седые волосы. Он меня и расспрашивал.