Книга Воскрешение Лазаря - Владимир Шаров

Вообще, жизнь человека со времени изгнания Адама из рая изменилась мало. По большей части она была и есть до – и потому антигосударственная жизнь. Суть ее – в умении приспособиться к местному климату и местной природе, земле, научиться слышать и понимать их четче, яснее, чем то, что тебе кричит верховная власть. Кто научится слушать свою землю, будет сыт, обут, одет. Звезд с неба ему никто не обещает, но что надо для обычной жизни, он получит. Власть права, когда смотрит на землю, искушающую человека приспособиться к ней, повторить каждую ее выпуклость и каждую ложбинку, как на главную помеху гомогенности подданных, соответственно, – злейшего своего врага.

Когда-то Господь, наказывая змия, совратившего человеческий род, сказал: „Ты будешь ходить на чреве твоем и есть будешь прах во все дни жизни твоей“. Верховная власть – наместница Бога на земле, знала, что змий, по Божьему проклятию никогда не отрывающийся от земли, от „праха“, телом повторяющий малейшие неровности почвы, свою способность соблазнять человека, вводить его в искушение и грех передал земле, по которой он ползает.

Из-за этого чем более высокие цели власть ставила (превращение Москвы в столицу мирового христианства – „Третий Рим“; становление нового избранного народа Божьего и новой Святой земли; приготовление народа ко второму пришествию Христа и спасению праведных, сейчас – коммунизм), тем хуже она к земле относилась.

Никогда не забывая об опасности, которая исходит от земли, правильная власть не только, как при коллективизации, пыталась силой отнять ее у человека, но и саму землю выровнять, упростить, снивелировать до последней степени. Сделав одинаковой везде и на всем протяжении, лишить всякой возможности соблазнять Адамова сына. Не оторвав человека от почвы, к которой он так долго и так старательно прирастал, нельзя обкатать его будто песчинку, а без этого и спасти».

Правда, на Феогностов трактат у Коли нашелся сильный ответ. Он написал Спирину, что если тот по-прежнему на этом настаивает, он, Коля, готов развестись с Натой и позволить удочерить ее ребенка. Спирин о Колином предложении рассказал Нате, после чего тогда же вечером она отправила Коле истерическое послание, среди прочего обвинив его во всех смертных грехах. Но Коля даже не стал оправдываться, просто ответил, что дело не стоит выеденного яйца. У него сейчас единственный враг – Феогност, и письмо чисто тактическое. Ее и Ксюшу он никому не предлагает, они – приманка, без которой рыбка не ловится. Скоро о Спирине никто и не вспомнит, с ума сходить нечего. Так, Анечка, и оказалось.

В общем, картина сложная, и я не исключаю, что Феогностовы послания были искренние. В те годы и его взгляды, и Колины не раз, причем резко, менялись. Коля, как ты помнишь, раньше считал, что человека спасет и воскресит сам человек, был близок к Федорову, даже пошел дальше. Вспомни его разговор со Спириным в Волоколамске о роли, которую «органам» предстоит сыграть в будущем воскрешении людей. Потом, когда он узнал, что Дева Мария уже на земле, за ней, наверное, придет и Христос, он, можно сказать, обратился, снова стал уповать на Господа. Буквально с ума сходил, что на небо Матерь Божия вернется ни с чем, и все сорвется. Саботаж Феогноста пустил его план под откос, и Коля опять сделал ставку на Федорова и на чекистов. Схожим образом метался и Феогност.

В двадцатые годы – я цитирую по Катиным письмам к Нате – он писал, что «чем лучше пастырь, тем больше горя и страданий он приносит и себе, и своим прихожанам – но ведь это безумие». В другом письме в начале тридцатых годов: «Зэком я работал на многих советских стройках; Коля уповает на них, верит, что заводы, плотины соберут и воскресят народ, – но они просто языческие капища. Народ под водительством коммунистов вернулся в язычество, и теперь в жертву советскому молоху приносятся тысячи и тысячи ни в чем не повинных жизней». Сравни с его же письмами конца сороковых годов: «Цари и за полтора века не сумели вернуть униатов в истинную веру, а Сталин справился в год. Он – апостол русинов и уже за одно это заслуживает канонизации».

Через месяц, в марте сорок восьмого года, Феогност замечает, что, наверное, был не прав, уйдя в двадцать шестом году с кафедры. Верховная власть – наместник Бога на земле – в России она даже канонически первенствовует над властью церковной. Коммунисты с восторгом и напором создают всемирную империю, и церкви следует не мешать им, тем более не восставать, а тихо, подспудно возвращать их ко Христу. Тогда однажды империя Коминтерна обернется истинной православной империей. Большевики, добавляет он, – «как и Навуходоносор, орудие в руках Божьих, не завоюй тот Иерусалима, вера в Единого Бога не разошлась бы по миру». А ведь прежде сама мысль, что большевики могут помочь торжеству праведных, казалась Феогносту кощунственной.

К тому времени Коля и Феогност больше десяти лет не общались, ничего о жизни друг друга не знали, и поразительно, что, идя отдельно, каждый собственной дорогой, они неожиданно, почти волшебно сошлись – письмо одного будто специально написано, чтобы дополнить, прокомментировать письмо другого.

Коля пишет Нате: «Когда Авраам ушел из Междуречья, когда он оставил и свою прежнюю веру, и свой род, это был его личный выбор и его личное обращение к Богу. Десятилетия он вообще был один и лишь потом медленно, буквально шаг за шагом народился еще не народ – маленькое племя верующих в Единого Бога. В иудаизме есть и навсегда останется печать личного выбора».

«Другое дело, – пишет Коля, – мы. Нас загнал в Днепр даже не священник, а князь, загнал всех, кого сумел разыскать (светская власть – тот камень, на котором стоит наша вера), и дальше, позже, нас крестили уже в младенчестве, словно боясь, что мы передумаем. То есть и по сию пору лично к Христу никто из нас не приходил, мы уверовали именно народом. Христианство – добро, которое было получено нами от власти, к которому власть нас принудила, и это тоже никуда не денется. Больше того – похоже, у нас крещена именно душа и тело народа, мы же крещены лишь как его часть, и стоит кому-то отойти в сторону, отделиться, о спасении он может забыть».

Двумя абзацами ниже: «Человек у нас проглочен народом, словно Иона Левиафаном, но когда-нибудь он освободится».

Кстати, Анечка, и со Спириным все тоже не ясно. Три письма назад я уверенно объяснял тебе, что за жертву он приготовил Христу. Писал, что он, Спирин, первый заместитель народного комиссара внутренних дел, задумал покарать тех, кто совершил революцию, кто развязал Гражданскую войну, а заодно и сторожевых псов этой неправедной власти – своих собратьев-чекистов. Если судить по результату – да, подобный вывод напрашивается, как напрашивается и то, что Спирин гений, герой, сумевший придумать, рассчитать, главное же ценой собственной жизни осуществить всю операцию. В конце тридцать шестого года Спирин был судим закрытым судом в составе главы верховного суда Винокурова, генерального прокурора Вышинского, нового главы НКВД Ежова и немедленно после вынесения приговора расстрелян.

Но ведь могло быть и иначе. Недавно, например, я сразу от трех чекистов, что тогда работали в «органах», слышал, что считать Спирина изменником и предателем – бред. Он был верный солдат партии и самый талантливый руководитель «органов» со времен Дзержинского. Причина же произошедшей трагедии проста – события вышли из-под контроля. Слышал я и еще одно мнение. Спирин был убежденный сталинец. Вслед за вождем он считал, что чем мы ближе к социализму, тем ожесточеннее классовая борьба. Он верил, что сейчас, в тридцать четвертом году, необходима новая революция и новая гражданская война. В первой, бывшей семнадцать лет назад, погибло не все зло. Немало его сразу разглядело, что сила за революцией, и переметнулось на ее сторону. Как и Сталин, он не сомневался, что нужна перманентная революция, здесь, внутри страны. Соглашателей и оппортунистов еще много, и год от года они только множатся.