Книга Орден Хранителей. Оперативник - Александр Золотько

— Вы не добавили — слава Богу.

Старик покачал головой.

— Вам говорили, что вы похожи со своим внуком? — спросил Иван.

— Серьезно? — Старик заглянул в настенное зеркало и погладил себя по лысине. — А мне так не кажется…

— Не внешне. Лексика, голос, интонации, брюки поддергиваете одинаково, — Иван сел на постели. — И как оно, узнать, что внук предался?

Старик снова сел на стул, внимательно посмотрел на Ивана.

— Это вы сейчас искренне интересуетесь или мстите за мою вынужденную жестокость?

— Не знаю, — честно ответил Иван. — Искренне мщу за вынужденную жестокость. Не знаю.

— Тогда вы меня не поймете. Вы не поймете, каково оно, после смерти сына и его жены, воспитывать внука, увертываться от его вопросов о папе и маме, стараться вложить в него все самое лучшее и приложить все силы, чтобы он не стал таким, как ты сам.

— А он и не стал, похоже. Вы ведь не предались? Вон икона, креститесь…

— К сожалению, он стал таким же, как я. Для него нет авторитетов, есть только его личный опыт и желание. И чувство долга. И необходимость стать на ту сторону, которую считаешь правильной. Стать открыто и недвусмысленно. Он говорил, почему подписал Договор?

— Если вы о священнике…

— О священнике. Он пришел в Конюшню, вытащил того мерзавца… Мог убить. Мог, и, я подозреваю, его бы оправдали. И он смог бы снова работать в Конюшне. А он… Он вначале набил рожу мерзавцу, потом спустил его с лестницы, положил оружие и удостоверение на стол начальнику и ушел. Мы с ним говорили, я пытался его отговорить, убеждал, что так нельзя, что это неправильно, что нельзя жертвовать самым важным ради… Ради сиюминутного решения. Он мне сказал… Сказал, что кто-то должен же следить за порядком и соблюдением Договоров с той стороны. Не для проформы, а на совесть, чтобы Договор выполнялся, чтобы никто не смел… — Старик задохнулся, схватившись за грудь.

— Позвать? — спросил Иван.

— Ерунда. Чушь. За свои девяносто я уже столько раз умирал… — Старик несколько раз вдохнул и выдохнул, закашлялся. — Наверное, уже скоро.

Иван ничего не сказал. Не нести же обычную в таких случаях чушь про то, что ничего страшного, что вы еще выглядите молодо, больше семидесяти вам и не дашь, и проживете вы до ста, а то и до ста десяти…

— Я не боюсь умирать, — сказал старик. — Осталось не так уж много сделать. Аккорд, так сказать. Сделаю и помру. Боюсь одного… Вот этого — честно, боюсь. Нет, не того, что в результате моя жизнь все-таки приведет меня в ад. Мне не нужна синица в руке, но и посвятить всю жизнь прыжкам в высоту я не хотел. Делал, что казалось правильным, а там — будь что будет. Не прилетит журавль, в конце концов, никто, кроме меня, не виноват. Синица мне не нужна. И вот ее-то я и боюсь. Да.

Старик выглядел не просто старым — древним выглядел старик, доисторическим, грубо вырезанным из кости божком отчаяния.

— Я боюсь, что, умерев, я вдруг узнаю, что мой внук включил в свой Договор пункт о гарантиях для меня. И мне всучат ту самую синицу, от которой я всю жизнь бежал и отмахивался. И окажется, что я не заслужил счастья и покоя, а получил их подобие в виде подачки, ценой души самого близкого мне человека. Вот этого я действительно боюсь.

— Спросите?

— Спросить? — Ужас старика и отвращение были неподдельны, он действительно не мог себе такого даже представить — спросить такое у внука.

И не от страха услышать, что стал частью договора, догадался Иван. Старика пугало не это! Старик с ужасом думал, что Круль, его внук, заключая Договор, мог забыть о такой возможности. Просто забыть. И понять это только тогда, когда менять что-либо уже поздно.

— Я ему не скажу, — Иван твердо посмотрел в глаза старику и увидел, как по бледным пергаментным щекам течет слеза. — Я ничего ему не скажу.

— Я знаю, — сказал старик и встал со стула. — Вы отдыхайте. Он вернется не раньше чем через пару часов. Я не верю в то, что в том доме он кого-то застанет. И тем более, захватит. Я надеюсь, что у нас получится другой финт, ради которого вас, собственно, привезли сюда.

— Не расскажете, какой?

— Нет, не расскажу. Пока не расскажу.

— А внук вам говорил, что у него особый приказ от Дьявола по моему поводу?

— Беречь и охранять? Говорил.

— А то, что есть еще что-то, о чем он мне пока не говорит?

— И об этом он мне рассказал. И тоже не объяснил, что имел в виду. У меня возникло предположение, но оно слишком мелкое. Незначительное. Если хотите, я даже могу им поделиться… Хотите?

Иван пожал плечами.

Если сам старик мало в это верит, то есть ли смысл?

— Я намекну, а вы сами подумайте, — сказал старик. — Вспомните, что вас отличает от всех ваших товарищей по Ордену. Не спешите, я не ухожу. Подумайте и вспомните.

Иван задумался.

История с тем погромом? Почти наверняка кто-то из парней попадал в подобные переделки. Он знал, что тот же Марко служил в спецотряде. Не это. Совсем не это. Что еще, если исключить красоту и обаяние?

Старик ждал, замерев неподвижно. Даже глаза не моргали, словно застыл. Словно и вправду был древним идолом.

До Ордена — ничего такого. Значит, во время службы. Во время. Все как у всех — перестрелки, засады, пьянки, похмелье, рейды… Повышение по службе. Не у всех такое быстрое, но у многих. Приятельские отношения с Джеком Хаммером? Еще раз чушь.

Фома? Обряд пожирания грехов? Слишком быстро. Слишком быстро они отреагировали. И даже заранее. Тут придется либо заподозрить Преисподнюю, либо отбросить этот вариант.

Глаза старика похожи на шарики из ртути. Зрачков не видно, они почти белые. Очень светлые глаза. Были такие от рождения или выцвели с годами. Очень странное ощущение испытывал Иван, глядя в эти глаза. Страх? Тревогу? Почему?

Светящиеся глаза. Черно-бело-зеленая картинка сквозь прибор ночного видения. Коридор под Старым городом. Лезвие, перерезающее горло лежащего человека. И глаза убийцы — светящиеся ровным светом, без зрачков. Глаза одержимого.

Иван сжал кулаки.

— Понимаешь, Иван, мало кто из оперов сталкивался с одержимым. Почти никто не сталкивался с одержимым один на один, и совсем уж единицы за все время существования Ордена оказывались на пути демона, успевшего пролить кровь. И никто этого не пережил, — старик еле заметно улыбнулся. — Если бы мне пришлось выбирать самый странный случай из всей истории Ордена, я выбрал бы ту историю про молодого неопытного опера, который в одиночку смог остановить демона. Не убить — убить не получится ни у кого, но остановить, отправить обратно в Бездну. Когда мне об этом рассказали, то я даже не поверил, винюсь. Обычно все выглядит следующим образом: демон овладевает наиболее доступным телом и начинает убивать. До тех пор, пока он еще никого не убил, не пролил крови, достаточно точного выстрела. Или нескольких точных выстрелов. После того как демон убил первого — все становится гораздо сложнее. Демон легко парализует всякого, кто окажется рядом и не будет иметь надежной защиты и достаточной подготовки. Жертва будет стоять на месте и ждать, пока не умрет. А ты…