Книга Пять рассерженных жен - Людмила Милевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Смелости не хватило присутствовать?
— Соня, они и в нормальной жизни не оставляют меня в покое,представьте что было бы, останься я в живых. Все эти похороны! — он схватилсяза голову.
— Ха! Вас пугают их похороны? А ведь среди прочих были бы имои! И вы ещё у меня ищете понимания? Чего же вы теперь от меня хотите?
Фрол Прокофьевич взял себя в руки, перестал дрожать каковечий хвост и, смело глядя в мои глаза, признался:
— Хочу, чтобы вы их спасли.
Не-ет, трудно разговаривать с таким человеком! Он что-то,явно, в этой жизни не понимает!
— Значит вы нанимаете убийцу, чтобы освободиться отненавистных вам акционеров-жён, а по ходу и завладеть всей компанией, в которойдела пошли так чудесно, как вы и не ожидали! Вы собирались разбогатеть насмерти своих женщин, да ещё и меня грохнуть впридачу, а теперь в пароксизмераскаяния просите меня их всех спасти? Ха! Да зачем мне это нужно?
— Чтобы выжить самой, — спокойно пояснил Фрол Прокофьевич.
Очень мило! Интеллигентный человек!
— Вы понимаете, до чего вы опустились? — строго спросила я.— Вы, интеллигентный человек нанимаете киллера…
— Соня, — снова хватая меня за руки, взмолился ФролПрокофьевич. — Соня, не произносите этого ужасного слова!
— А какое произносить? Душегуб? Убивец? И как вы посмелизвать меня в Рязань, меня, ни в чем не повинную жертву ваших низких замыслов?
— Соня, мне не к кому больше обратиться!
— Обратитесь к этому киллеру, — посоветовала я. — Скажитеему, что передумали. Кстати, почему вы передумали?
Фрол Прокофьевич, держась за сердце, только махнул рукой,мол какая теперь разница, стоит ли об этом говорить, из лучших же побуждений…
— Очень даже стоит, — воскликнула я и с укором на негопоглядела, как смотрит разумный человек на абсолютно неразумного. — Э-эх,пожилой уже человек, а ведёте себя, как ребёнок. Задумали вдруг извести своихжён ради какой-то компании. Мою Тамарку извести, умницу! Красавицу! Труженицу!Какое она вам дело закрутила, обогатила всех вас. А сама, живёт лишь радидругих, ради других работает не покладая рук, крутится, обманывает государство,уходит от налогов, рискует залететь на нары, взятки, небось, чиновникам даёт.Тьфу! Противно говорить, чем вы заставили заниматься честную женщину. А самибоитесь какой-то жалкой проституции! Это же отдых, в сравнении с тем, чтоприходится делать бедной Тамаре!
Фрол Прокофьевич сморщился как от зубной боли и застоналдаже:
— Соня, Соня, я вас умоляю!
— Умоляет он меня! Жён своих хотел извести, а теперьумоляет. Ему даже слушать об этом больно, а разве нам не больно было быумирать? Отравить хотел Изабеллу! Умницу! Красавицу! Нежнейшую женщину! Она досих пор хранит пепел всех своих мужей!
— Соня! Соня! — закрывая голову руками, закричал ФролПрокофьевич. — Хватит, умоляю!
Но я уже вошла в раж.
— Нет, не хватит, — закричала я. — Вы хотели погубитьнесчастную Полину, которая до сих пор воет белугой, оплакивая ваше, недостойноееё слез тело! А Татьяна, эта дама с мозгами ребёнка! Не стыдно обманыватьтаких? Она до сих пор простить вам не может пяти процентов! Уж пять процентоввы ей пожалели! Бог ты мой! Не ожидала, не ожидала я такого от вас.
— Соня, умоляю, я все, все ей отдам!
— Не все ей! А честно поделите между вашими жёнами, даТамарку мою, смотрите, не обделите, труженицу нашу. Нет, ну как вы могли кинутьнашу Татьяну под машину? — внезапно даже для себя возмутилась я. — Такую грудьи под машину! Такие арбузы! Ничего, я вижу, нет для вас святого!
— Но не мог же я позволит ей умереть неестественной смертью,— принялся оправдываться Фрол Прокофьевич. — Все знают как Татьяна переходитдорогу. Умри она под колёсами, это не удивило бы никого. Сонечка, поймите, закороткий период слишком много смертей. Я не мог привлекать внимание милиции ккомпании. Я и сам был не рад под колёса. К месту сказать, пришлосьпереплачивать.
— Переплачивать? — изумилась я. — Что вы имеете в виду?
— Я говорю о специалисте, который должен был их всех убить.Закажи я простые убийства, ну, из пистолета, платить пришлось бы гораздоменьше. Вы не представляет, Сонечка, как мало у нас в этом деле хорошихспециалистов, — горестно признался Фрол Прокофьевич. — А тут ещё сразу шестьсмертей, и каждая должна от предыдущей отличаться, чтобы не вызвать уродственников подозрений. Шесть смертей, целых шесть. Это не шутка.
— Шесть смертей? — удивилась я. — Чья шестая? Ах, да, моя.Нет, вы негодяй! Так спокойно говорите об этом! Кого вы хотели убить? Ангелов!Ангелов, а не женщин. Взять хотя бы Зинку-пензючку. Зинаида! Умница! Красавица!Гордость нашей науки! Какой урон вы собирались нанести нашему государству.Здесь пахнет покруче статьёй, чем какое-то заурядное убийство. Какой смертьюдолжна была умереть Зинка?! Признавайтесь?! — я даже топнула ногой.
Фрол Прокофьевич побледнел и прошептал:
— Этой, паучьей…
— А-аа! — ужаснулась я. — Затравить её хотелипауками-скакунами! Изверги! А Тамарку как хотели мою убрать?
— С помощью кота, — пролепетал Фрол Прокофьевич.
Здесь я даже обрадовалась и хлопнула в ладоши.
— Ха! Что я говорила! И ещё мне никто не верил. Эх, жалко,жалко что нет здесь Тамарки. Пусть бы послушала она.
Фрол Прокофьевич пришёл в ужас. Пожалуй, он был даже близокк апоплексическому удару.
— Соня, Соня, — замямлил он, — умоляю, мне даже думать обэтом невыносимо.
— Вы хотели заразить бешенством Тамаркиного кота?! —возмущённо спросила я.
Он, едва не рыдая, закивал головой, мол да, да.
— А теперь вам даже думать об этом невыносимо? А каково жекоту? А моей Тамарке? Умереть от бешенства, что может быть оскорбительней? Ха,заразить котовым бешенством, будто ей своего мало! И кто же вы после этого?
— Соня, милая, не знаю, — признался Фрол Прокофьевич. —Просто слов не нахожу. Ну если хотите, возьмите и сейчас же убейте меня!
— Какой вы хитрый! — возмутилась я. — Умереть такой лёгкойсмертью! Нет, лучше я отдам вас в лапы ваших жён, если вы ещё не передумали ихспасать.
Фрол Прокофьевич уже истерично замотал головой.
— Соня, — завопил он, — не передумал! Соня, я сволочь, ноони меня довели. Я не виноват, Соня. Человек слаб, а я всего лишь человек.
— Постойте, — вдруг усомнилась я. — А как же вы рассчитывализаразить Тамарку от кота, когда она с ним почти не общается? Скорей удар принялбы Даня, который с утра до вечера этого кота лупит, пытаясь сделать из негочеловека.