Книга Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках - Михаил Одинцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что для вас лучше, комиссар?
— Первый вариант, но с дополнением.
— Каким?
— Начальников из летного состава других полков нам не надо. Командиры у нас есть свои. Но можно пополнить полк молодыми, точнее, рядовыми летчиками.
— Значит, своих отдавать не хотите, а к себе берете? Как же так?
— Я же предлагаю пополнить только рядовыми.
— Хорошо. — Полковник засмеялся: — Будем считать, что я угадал ваши думки. Решение-то у меня было. Только хотелось еще раз проверить: не ошибся ли?… Даю вам четыре самолета и двух рядовых летчиков. Итого получится эскадрилья. Не густо, однако воевать еще можно. В другом полку такое же положение. А третий — уходит в тыл. У него в наличии остались полковое знамя и техсостав.
…Русанов закончил подготовку группы на боевой вылет. Шел в этом вылете и Матвей. Он говорил себе: «Это мой первый вылет после воскресения».
— Товарищи летчики, вы видите, что аэродромы врага вплотную придвинуты к полю боя. Он готовится и дальше наступать. В приказе народного комиссара обороны 227 сказано: «Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Ни шагу назад». Так вот, мы должны сделать все, чтобы помочь нашей пехоте выстоять. Война, бои не могут быть без потерь и с нашей стороны. Сейчас на Гитлера, его армию работает почти вся Европа. Но фашистский тыл непрочен. Народы не могут долго переносить порабощение и издевательства. Уже идет разговор о втором фронте, на нашей земле создастся польская армия, и этот пример поддержат другие народы. У нас большие потери. Но мы — армия, народ — не уничтожены, стали опытнее, а значит, сильнее. Мы убедились, что можем бить врага на земле и в воздухе. Вместе с нашим героическим тылом мы отстоим жизнь нашего Отечества, народов, населяющих его просторы. Война с нами — это роковая ошибка фашистов. Их «блицкриг» уже не состоялся, — Афанасий Михайлович замолчал. Осмотрев внимательно взглядом сидящих на земле летчиков, понял, что говорил правильно.
— По самолетам!
Осипов в этот раз шел ведомым у Маслова. Страха, сомнения и напряженности не было, хотя такое иногда и случается в первом вылете после того, что с ним произошло. Он желал одного: быстрее увидеть и бить врага.
Показалась линия фронта, и в наушниках Осипов услышал голос Маслова:
— Матвей, смотри, не зарывайся. Одним вылетом всего не сделаешь. Держись пошире.
Осипов качнул самолет с крыла на крыло — понял. А сам отошел немного в сторону, чтобы свободнее было маневрировать и прицеливаться. Немцы не обратили внимания на высоко идущие самолеты — пропустили их в тыл без обстрела. Тыл сегодня исчислялся тридцатью километрами, а там немецкий аэродром. Он увидел его издали: пыль, самолеты на голой степи — и обрадовался, потому что искать другую цель было не нужно.
Передняя четверка развернулась на левую окраину аэродрома и ринулась вниз. Только теперь с земли увидели «илы», и по небу заметались эрликоновские красноватые трассы. Поздно. Уже ничего нельзя было изменить. Маслов повел свою четверку в пикирование. Матвей в прицеле увидел землю, а на ней близко стоящие друг к другу самолеты с прямоугольным крылом — Ю-87. Поймал в прицел одного «лапотника» и пустил два реактивных снаряда. И тут услышал строгую команду:
— Прекратить! Только бомбы!
Матвей со злостью выругался, перевел взгляд на машину командира. В это время от нее отделилась первая черная капля — «сотка». Перехватив ручку управления самолетом в левую руку, Осипов правой рукой что было силы рванул рычаг аварийного сброса — бомбы ушли на врага залпом: «Получайте, гады! Это только начало!»
Новый заход.
Матвей ничего не видел, кроме «юнкерсов» на земле. Молнии ненависти рвались из пушек и били по земле, где сейчас в страхе ползли, разбегались, падали грязно-зеленые фигурки людей — смертельных врагов его Родины.
— Матвей, выводи!
Осипов опомнился и вывел машину из пикирования. Быстро крутанул головой: все восемь на месте, а выше свои «лагги». «Это вам не сорок первый!» — подумал он.
Взрыв ненависти, как порыв творчества, только теперь его раскрепостил. Его жажда мести сейчас, в этот миг, была удовлетворена, и Матвей был по-своему счастлив.
Да, в тяжком горе, которое ему суждено нести через всю жизнь, длинную или короткую, он ощутил себя счастливым лишь в минуту возмездия.
Что же в таком случае счастье?
Счастье — это когда человеку становится лучше. А ему сейчас действительно было легче и радостней…
Прошло два месяца.
Полк вновь был готов к боям. Осипов видел себя уже в небе Сталинграда или Северного Кавказа, где решались судьбы летных сражений, а может быть, и более важное — будущего.
Многое за это время изменилось в жизни Осипова и его товарищей. Оставшиеся в живых летчики получили новые воинские звания и были награждены орденами.
Нет людей равнодушных и к порицанию, и к похвале. А награждение первым орденом оставляет глубокий след на всю жизнь. Награда — признание, и оно особенно было дорого им, уже два лета подряд летящим через огонь… Война — не призвание. Они выполняли свой солдатский долг перед Родиной. Уже не раз редели их ряды, а оставшиеся в живых не всегда приходили домой на своем крыле, но воля их не ослабла. С наградой она еще больше укрепилась. Признание и опыт давали Осипову и его товарищам новые силы.
Матвей особенно радовался за Пошиванова, голубые петлицы которого украсились золотым галуном и ярко-красными кубиками лейтенанта. Летчики по-своему отметили производство Степана в командиры. Подарили ему синюю пилотку, коверкотовую гимнастерку, синие галифе и хромовые сапоги. Подготовили это втайне от него: сняли с себя, почистили, погладили и получилось как новое. Неизвестно, кто от такого подарка получил больше удовольствия: радостная смущенность и детская благодарность, как от хорошего новогоднего подарка, на лице Степана были искренними, но не меньшее человеческое счастье испытали и дарившие.
Изменился и полк в его составе уже стало три эскадрильи. Но сержантов-летчиков в полку не убавилось, а, наоборот, стало еще больше. И все они не имели боевого опыта. Несмотря на то что полк все же получился «сержантским», Митрохин считал, что новые бои пойдут успешней. Маслов, Осипов, Шубов стали командирами эскадрилий и могли на практике показать молодежи, как надо воевать в той или иной обстановке. Да и, кроме них, в каждой эскадрилье набиралось еще по одному-два командира звена, которые бывали уже в бою.
Учебные полеты были закончены. Директива о формировании полка в составе трех эскадрилий породила в душе Осипова радость и раздумья. Вернула его мысли в сорок первый год. В полку тогда было пять эскадрилий и более шестидесяти самолетов. В его теперешнем понимании войны такая часть могла существенно влиять силой удара в какой-то момент наземного боя в нашу пользу или нанести большой урон войскам врага. Но незнание тактики врага, догмат устаревших боевых уставов, неознакомление командования сухопутных войск с реальной боевой эффективностью авиации привели к тому, что их полк, как и другие части, действовал маленькими группами, разрозненно по месту и времени. Такая тактика снижала боевую эффективность, множила потери самолетов и людей. Полк за весь сорок первый год так и не сделал ни одного боевого вылета сразу всем составом.
