Книга Растление великой империи - Владимир Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ссылки на договор об общественном согласии не выдерживают здесь никакой критики. Согласия кого с кем? Властей с самими собой? С лавочниками из криминально-коммерческих малин? С Жириновскими и «Памятью»? Так они между собой никогда и не конфликтовали. Вместе разваливали страну, вместе сочиняли полуфашистскую конституцию, вместе аплодировали расстрелу законно избранного парламента. Их политический союз, что называется, и так водой не разольешь. Тогда все-таки с кем же?
Ни одна сколько-нибудь заметная личность, партия, организация, группа из оппозиции этого документа не подписывала. От такой чести отказался даже вполне лояльно расположенный к режиму Григорий Явлинский. Договор от имени Государственной думы подтвердил лишь ее председатель Иван Рыбкин, но, насколько я знаю, Дума его на это не уполномочивала. Вольно этому ловкому царедворцу строить свое политическое счастье на несчастье собственного народа, но от этого подпись его под этим договором не становится весомое.
Стабильность, судя по всему, становится идеей фикс нынешнего российского режима. Жаль только, что его вожди и апологеты не думали о ней, когда разваливали страну, разрушали ее экономику, культуру, вооруженные силы, когда попирали Закон и Конституцию, когда стреляли в собственный народ и алчно обогащались за его счет. Теперь же, в предчувствии близкой расплаты за содеянное они вдруг воспылали любовью к законности и порядку. Не поздновато ли хватились, парубки!
О какой стабилизации в стране вы толкуете на всех внутренних и внешних перекрестках, глухари? В чем вы ее вдруг разглядели? Может быть, остановилось падение производства? Пошла на убыль преступность? Утихомирилась коррупция? Прекратился развал промышленности, сельского хозяйства, армии, науки, культуры, образования? Или, на худой конец, стало меньше долгов? Может, ваши увеселительные прогулки по российским городам и весям прикажете считать свидетельством наступившего гражданского равновесия?
Полноте, родимые, нынче на такую пропагандистскую дешевку даже командировочные не клюют! Оставьте эти свои хмельные байки для Лени Голубкова и его поклонников.
Еще бы, к примеру, тому же Ивану Рыбкину не беспокоиться о стабилизации (не страны, нет, на страну ему, будьте уверены, в высшей степени наплевать!), прежде всего собственного положения. Когда еще ему — провинциальному партийному функционеру средней руки пофартит дуриком взлететь в такие головокружительные высоты и вволю попастись на таких обильных хлебах? Во имя этой заманчивой цели он уже, по его собственному признанию, готов водворить непослушную оппозицию обратно в Лефортовскую тюрьму. Убежден, что он готов и на гораздо большее. Хотя я советовал бы председателю нашей Думы перед этим напрячь свое небогатое воображение и представить себе, что он сам в недалеком будущем может оказаться ее стационарным обитателем.
Или как же не беспокоиться о стабильности нашему главе правительства? Взял и приватизировал под себя целую отрасль промышленности. Причем, самую доходную и перспективную — энергетическую. Такого увесистого кусочка не только ему самому, но и его потомкам до седьмого колена хватит, если не больше. Боюсь только, что рано или поздно кончится все это для Виктора Степановича не райскими кущами, а большим судебным процессом и небом в крупную клеточку.
Тем более до зарезу нуждается в стабилизации председатель Федерального Собрания. Этому без нее действительно хоть в петлю. Где же ему еще, в каких благодатных широтах позволят за казенный счет летать на мировые первенства по футболу в сопровождении своры телохранителей (спрашивается, кому нужен этот прохиндей, тем более в США?) и кто же еще, кроме Ельцина, пустит дальше передней человека его уровня и культуры? Без нее — этой стабилизации о нем на следующий день после его крушения забудут даже собственные родственники.
Да и какой, собственно, стабилизации? Стабилизации их привилегий, доходов; сладкой жизни и нашей экономической, государственной и духовной гибели?
За такую стабильности, не сомневайтесь, они будут стоять до конца, ибо позади у них земли нет, за спиной у них дорога дальняя, казенный дом. Недаром ведь сегодня укрепляют силовые министерства, окружают Москву элитными дивизиями, лакейски, в расчете на будущую поддержку, заискивают перед Западом.
Но смею их уверить, когда дойдет до социального взрыва, эти тщетные предосторожности не спасут, пусть вспомнят, если не февраль и октябрь семнадцатого года, то хотя бы август девяносто первого.
Единственная возможность (кроме чисто революционной) предотвратить неизбежную катастрофу мне видится в достижении подлинного национального согласия, основанного на искреннем компромиссе между противоборствующими сторонами, на всеобщем покаянии и самоочищении, когда за одним столом соберется не приятельский междусобойчик вроде Конституционного совещания или Договора об общественном согласии, а вчерашние враги из тех, что действительно озабочены судьбой своей страны.
И в заключение еще одно — последнее, связанное с началом моих заметок. Не пора ли наконец нашим интеллектуальным сиренам, тираноборцам, властителям дум оставить свой патерналистский тон по отношению к народу, не понимающему, по их мнению, своего счастья? Народ наш, при всех его пороках и недостатках, не лучше и не хуже их самих, ни с того, ни с сего вообразивших себя его солью и его учителями. Освобождение от рабства им (и я в этом смысле не составляю исключения) в первую очередь надо начинать с самих себя. Прав Юлий Крелин, освобожденный раб опасен, но подобный же раб, претендующий на роль ментора демократии, опасен вдвойне, ибо способен без каких-либо угрызений совести навязать свою точку зрения ближнему любой ценой. Даже ценой крови этого ближнего. Через это в нашей несчастной истории мы уже проходили. В последний раз в октябре 93-го. Не будем повторяться, уважаемые. Себе дороже.
1994
Только что закончил чтение «Дневника» Корнея Чуковского. Записи охватывают период с 1901 по 1969 год. Потрясающий человеческий и литературный документ. В высшей степени поучительное свидетельство как для современников, так и потомков. Книга предельно честная и абсолютно беспощадная прежде всего по отношению к самому себе.
Наверное, легче всего было бы составителям приспособить эту публикацию, так сказать, к веяниям времени. Представить автора задним числом эдаким бескомпромиссным и последовательным борцом с тоталитарной диктатурой, безупречным альтруистом или жертвой бесчеловечного режима. К их чести, они избежали этого комфортного соблазна. Книга лишена даже малейших претензий на хрестоматийный глянец. Редакторские отточия в ней едва ли носят какой-либо конъюнктурный характер. В противном случае в тексте едва ли остались бы нетронутыми такие, к примеру, свидетельства:
«… Вечером был у Тынянова, говорил ему свои мысли о колхозах. Он говорит: я думаю то же. Я историк. И восхищаюсь Ст(алин)ым как историк. В историческом аспекте Сталин как автор колхозов, величайший из гениев, перестроивших мир. Если бы он кроме колхозов ничего не сделал, он и тогда бы достоин называться гениальнейшим человеком эпохи. Но пожалуйста, не говорите об этом никому. — Почему? — Да, знаете, столько прохвостов хвалят его теперь для самозащиты, что если мы слишком громко начнем восхвалять его, и нас причислят к той же бессовестной группе. Вообще он очень предан сов. власти — но из какого-то чувства уважения к ней не хочет афишировать свою преданность».