Книга С тобой и без тебя. Нежный враг - Лесли Локко

— Мама, сколько лет вы не были там? Может быть, там все изменилось?

— Мадлен, хватит! — резко оборвала ее Майя. Мадлен вздохнула. Всякий раз этот разговор заканчивался одинаково. Они, конечно, гордились ее успехами, но и одновременно боялись их. Мадлен знала, что Майя боится перемен, связанных с ее успехом в работе, потому что Мадлен медленно и постепенно отдалялась от них, забывала родной язык и культуру. Они поменялись ролями: родители и ребенок. Мадлен страстно мечтала объяснить ей, что они поменялись ролями в ту же минуту, как только ступили с трапа самолета на землю Британии. И еще она хотела сказать, возможно, гораздо более важную вещь, которую они никак не хотели осознать, что у Мадлен есть право жить так, как ей нравится. И что если она перестанет приезжать в Кенсал-Райз каждую субботу и воскресенье, то это означает, что она работает на вызове, или встречается со своим другом, или, господи прости, ведет какую-то светскую жизнь. Но было совершенно бессмысленно пытаться объяснить это Майе. Она моментально ощетинивалась и нападала, как сейчас. Мадлен было тяжело видеть расстроенные лица отца и матери, это было так больно, что ей даже не хотелось приезжать домой. Но, поскольку Аласдэр сам уезжал на выходные в свой дом в Шотландию, она тоже ездила к своим. Так было до сегодняшнего дня. Недавно он спросил ее, не хочет ли она съездить с ним в июне в Париж, его пригласили туда на конференцию, и они могли провести несколько дней вместе, исследуя разные уголки этого города. Не хотела бы она съездить с ним? Мадлен взглянула на него сияющими карими глазами. Хотела бы она? Он что, сошел с ума? Она бы отдала за это все. Единственное, что ей надо было сделать для поездки, — это найти какой-то способ объяснить родителям, что она уезжает на неделю. Она попробовала еще раз:

— Мама, у нас на родине многое изменилось. Там все не так, как было раньше. Вы могли бы зайти в гости к Петерсам, для вас бы это было хорошо.

— И с каких это пор ты взялась решать, что было бы для нас хорошо? — набросилась на нее Майя, лицо которой запылало от гнева. Мадлен вздохнула. Повисло гнетущее молчание.

— Ну ладно, я собираюсь на каникулы, — сказала она несколько минут спустя, как можно проще и обыденнее. — Мои друзья из госпиталя собираются в Париж. Это всего лишь на неделю.

— Париж? Ты собираешься в Париж? — удивилась Майя. — Да, конечно, теперь, когда ты стала хорошим врачом, у тебя появились капризы и прихоти, ты можешь себе позволить, и все такое…

— О господи, мама. Да какие там капризы? Поездка в Париж почти ничего не стоит. Мы едем на пароме.

— Кто едет в Париж? — В комнату вошел Имре.

— Представь себе, твоя дочь!

— Это просто прекрасно, Мадлен! Чудесный город! Ты должна увидеть Эйфелеву башню и Лувр. — Реакция Имре была совершенно противоположной. Мадлен с благодарностью посмотрела на него.

— Я посмотрю, папочка. Послушай. Я тут говорила с мамой. Почему бы вам вдвоем не взять в этом году отпуск? Съездить в Будапешт. Я могу все устроить.

— Не думаю. Нам хорошо там, где мы есть. Это будет дорого, а у нас так много разных дел, на которые понадобятся деньги.

— Например? Я заплачу, папа. Это будет подарок на Рождество или еще что-то. — Мадлен чуть не умоляла их. На что еще им нужны деньги? Они отказались переехать из маленькой квартирки, которую им выделили по приезде в страну. Мадлен сделала все возможное, чтобы улучшить условия их жизни. Она купила посудомоечную машину, новый телевизор, новый диван, и каждую вещь ей приходилось приобретать после споров и бесконечных возражений со стороны Майи, чуть ли не силой вручая им эти подарки. Чего еще они могут желать так отчаянно, как не проведения двух недель в Будапеште? Что еще нужно сделать, чтобы заставить их съездить на родину? Теперь она уже получала начальную ставку врача, это было не очень много, но у нее определенно хватило бы денег на оплату поездки.

— Никто не будет платить, и никто не поедет в Будапешт. Все. Конец. — Майя поднялась с нового дивана и прошагала на кухню. Имре взглянул на дочь и пожал плечами. Мадлен чувствовала, что готова расплакаться.

Сейчас, лежа в тишине комнаты Аласдэра, чувствуя себя под его защитой, наблюдая за тем, как свет постепенно все больше проникает сквозь жалюзи и в Лондоне наступает утро, Мадлен еще раз подумала обо всем. Ей просто надо купить им билеты. Она купит билеты, забронирует отель, и это положит конец всем проблемам. Когда билеты будут куплены, Майя не сможет отказаться от них, иначе пропадут деньги, заплаченные вперед. Конечно, без споров не обойдется, может быть, пару дней она будет дуться и обижаться, но потом станет с нетерпением ждать отъезда. И все это поможет Мадлен не испытывать угрызений совести из-за того, что она собирается поехать в Париж с Аласдэром. И хотя ничего так и не было сказано по этому поводу, Мадлен считала себя виноватой в том, что ее социальный статус и материальное положение значительно улучшились, а положение ее родителей нисколько не изменилось с тех пор, как они попали в Британию. И меньше всего ей хотелось провести десять дней в отъезде, постоянно чувствуя себя виноватой и несчастной.

Аласдэр заворочался во сне. Мадлен вытянулась у него под боком, наслаждаясь ощущениями удовольствия и трепета, которые она испытывала всякий раз, когда они были вместе. Ей передалось тепло его тела сквозь пижаму в клеточку, которую он носил. Она неожиданно улыбнулась. Пижама в клеточку! Иногда, когда она ловила на себе его взгляды в госпитале в перерывах между операциями или лекциями и пятиминутками для персонала, она останавливалась и задумывалась, неужели это тот же самый Аласдэр, который обнимает ее ночью. Неужели это его тело она ласкает, в эти серые глаза заглядывает, чтобы увидеть там отражение своей радости? Она замирала на месте, и ее тело охватывал трепет. Такое случалось и в холодных коридорах, и в операционной, ей приходилось бежать в душ, чтобы скрыть слезы, которые временами начинали непроизвольно литься у нее из глаз.

Он перекатился во сне, прижав ее. Внезапно сквозь щель в занавесках в комнату ворвался луч света. Аласдэр отбросил в сторону одеяло и теперь лежал на спине, продолжая спать. Мадлен оперлась о локоть и смотрела на него, на его темные шелковистые волосы, покрывавшие всю грудь и спускающиеся до самого пупка, который теперь был закрыт пижамой. Она рассматривала его лицо, пульсирующую на виске жилку, белую кожу на внутренней стороне рук. Мадлен припала лицом к его шее и стала ждать, когда он проснется и его руки начнут медленно поглаживать ее. Они проводили вместе все ночи среди недели, если расписание Мадлен позволяло это сделать. Аласдэр попросил ее перевестись из его бригады, с которой он проводил операции. Причиной, по его словам, было то, что при виде ее прекрасного лица он отвлекался и не мог сосредоточиться на работе. Могла произойти серьезная ошибка. Было немного неприятно оказаться снова в бригаде Харригана, но она знала, что Аласдэр прав. К тому же у них появлялась возможность увидеться совершенно неожиданно в течение дня, и в этом была своя прелесть. Она продолжала делать свою работу в анатомическом театре и в отделении внешне спокойно, хотя внутри у нее клокотали бурные эмоции, она заряжалась от них энергией для работы. Никто не мог ожидать от нее ничего подобного. Бывали дни, когда ей казалось, что она не вынесет всего этого. Один или два раза, когда они занимались любовью и она видела, как его лицо озаряется радостью и страстью, Мадлен поймала себя на том, что в ее голове пронеслась мысль о Питере. А интересно, думала она, Питер испытывал что-то подобное? Смешная маска титанических усилий вдруг сменялась полным изнеможением так быстро, что иногда ей казалось, что Аласдэр вот-вот умрет. А как все это переживал Питер, так же? Она постаралась отбросить пустые размышления. Было что-то неправильное и постыдное в том, что она могла думать о Питере в эти минуты, но Мадлен не могла не думать. Аласдэр соединил фрагменты ее жизни в одно целое, они наконец заняли свои места внутри нее, в ее душе, которую она считала опустошенной и охладевшей навсегда. Аласдэр согрел ее. Он принес с собой тепло и сделал из отдельных частей целое. Его присутствие полностью заняло и излечило ее ум, тело и сердце.