Книга Основная операция - Данил Корецкий

— Скорей всего он неподалеку. Тогда мы все испаримся. Или нас завалит землей.

— Боишься? — осклабился Бузуртанов. Спеца хотели ликвидировать или посадить на иглу, чтобы был под рукой, если понадобится. Но Магомет узнал, что у того есть выходы на Саддама Хуссейна, и распорядился создать ему нормальные условия. А какие условия в подземелье? Место в палатке, хорошая жратва и выпивка да баба. Лема Терлоев прислал сразу двух. С учетом специфики места работы, обе были наркоманками и, получив дозу, спокойно делали свое дело. Но спец почему-то не прибегал к их услугам, и девочки обслуживали охрану. Тем бабы не полагались, но зачем профессионалкам простаивать? Так рассудил Ильяс. Он считал, что ребята заслужили маленькие радости. Боевое прикрытие обеспечивали восемнадцать человек. Они несли посменную службу у перегораживающей туннель стены и контролировали другие направления. Ребята были специально подобраны из отчаянных головорезов, многократно проверенных в деле. Их не пугала ни непроглядная темень, ни огромные крысы, ни высасывающие человека насухо гигантские пауки.

— Боюсь, — согласился Бобренков.

— То-то! А я не боюсь. Знаешь, в чем между нами разница? Я обрезанный, а ты нет! Потому сидишь как щенок — хвост поджал и все.

Ярко светили два батарейных фонаря, казалось, они еще больше нагревают воздух. Уходя из дома, Паганель не предполагал, куда попадет, и чувствовал себя нелепо в пиджачной паре и грязной, пропотевшей сорочке. Галстук он снял в первый же момент, когда понял, в какую историю вляпался.

— А что я могу сделать? — он расстегнул на груди рубашку, распахнул пиджак.

— Задушить меня и перегрызть взрывной кабель — вот что! Я бы на твоем месте так и поступил.

— Это ты так думаешь.

— Почему только думаю? Как думаю, так и сделаю!

Плотный круглолицый чеченец полулежал на покрытой надувным матрацем раскладушке и сверлил собеседника круглыми, горячечно блестящими глазами. Даже при искусственном освещении он чувствовал себя уверенно и излучал энергию неукротимой воли и силы. Мощный энергетический поток насквозь пробивал слабое биополе Паганеля, он ощущал неравенство сил, но не хотел сдаваться.

— Давай поменяемся местами и посмотрим.

— Давай! — Ильяс сунул руку под куртку, вытащил большой черный пистолет и, щелкнув предохранителем, рукояткой вперед протянул Игорю.

— Держи!

Тот не шевельнулся.

— И что будет?

— Проверим, чего ты стоишь. Ты же хотел поменяться местами? Меняйся!

Бобренков покачал головой:

— Это не равный обмен. Я никогда никого не убивал и даже не умею стрелять из этой штуки. Вот если бы вместо твоих головорезов вокруг были мои, да и я был головорезом…

— Вот ты сам и признал, в чем дело, — Бузуртанов спрятал пистолет. — Одни умеют убивать, а другие — нет. Тот, кто умеет, всегда сильнее того, кто не умеет. Только я одного не пойму…

Черноусый джигит с интересом рассматривал анемичного очкарика.

— Что тут сложного? Вот почему ты не можешь? Это же так легко. Нажал курок — и все! Не надо хорошо учиться в школе, не надо заканчивать институт, ничего не надо…

— Надо только быть зверем… — непроизвольно вырвалось у Паганеля.

— Э-э-э! — гортанно крикнул Ильяс. — Значит я — звэрь?

Он резко взмахнул рукой, Бобренков отшатнулся. Но джигит лишь довольно рассмеялся.

— Зверем быть хорошо! Зверей все боятся. И женщины с первого слова слушаются. Кстати… Иди, приведи мне Лолу.

Игорь хмыкнул.

— Она, по-моему, всех слушается.

— Ошибаешься, дорогой! Только тех, кто платит. Или кто может рожу испортить. Вот Машка любому расстелится, потому я ее не зову.

— Усраться можно! Оказывается, и выбирая из двух блядей, ты руководствуешься высокими моральными принципами! Извини, старик, я о тебе плохо думал!

— Э-э-э, хватит болтать! Мне все равно, что ты там думаешь. Плохо, хорошо… Ты такой же, как они: пришел сюда за деньги, теперь стараешься за страх. У девок работа, им деваться некуда, а у тебя что? Иди куда сказал.

Отодвинув брезентовый полог, Паганель шагнул из ярко освещенного помещения в темный туннель. Здесь было посвежее, и он вновь запахнулся.

— Погулять? — спросил дежуривший у входа Алик.

— За Лолой послал.

— А-а-а… Она в казарме, шампанское пьет, — парень перебросил на другое плечо автомат. — Разве это женщины? Грязные тряпки. Я к ним близко не подхожу, противно. Еще какой-то микроб перескочит…

Казармой называли большую двадцатиместную палатку у перегораживающей туннель глухой стены. Постоянный пост охранял другую стену, на противоположном конце туннеля — там был оставлен проход для связи с внешним миром. Здесь же постоянно находились основные силы, способные, как считал главнокомандующий Ильяс, дать отпор внезапно напавшему врагу.

Палатка была заставлена ящиками: с консервами, лекарствами, батарейками, патронами, водкой, вином и минеральной водой в литровых пластиковых бутылках. На ящиках сидели, ели, пили, накрывая надувными матрацами или тряпьем, спали и пользовали Лолу с Машкой. Впрочем, кто кого пользовал однозначно сказать было нельзя: девицы не оставались пассивной стороной, они настолько активно организовывали процесс, что казались инструкторами, успешно обучающими зеленых новобранцев новому и достаточно сложному делу.

В первый день своего появления, пущенные Бузуртановым «на общак», они деловито построили подлежащий обслуживанию контингент и пересчитали, обнаружив шестнадцать горячо жаждущих женского общества мужских душ и прочих принадлежностей, находящихся в состоянии полной боевой готовности. Затем строй разделили надвое. Половину приняла под командование Лола, половину — Машка. Каждую восьмерку, в свою очередь, поделили и выставили по обе стороны импровизированных спальных мест. После чего дамы разместились между подгруппами в положении «на четвереньках» и сноровисто повели прием сразу с двух концов тренированных тел, что очень сократило процедуру и поразило даже видавших виды гвардейцев. После этого «казарма» и получила свое наименование.

Сейчас здесь находилось человек двенадцать. Пресытившиеся женскими прелестями играли в нарды и пили водку, в затхлом воздухе плавал пряный аромат анаши. В другом углу ненасытные любители совмещенных развлечений, разложив голую Машку на ящиках, превратили бледный плоский живот в импровизированный карточный стол, попутно предпринимая гинекологические изыскания с помощью горлышек винных бутылок. Машка лениво повизгивала. Лола стояла здесь же и, кутаясь в халат, с легкой презрительной улыбкой наблюдала за происходящим.

Когда Бобренков вошел, все головы повернулись к нему. Игорь почувствовал, что краснеет.

— Тебя Ильяс зовет, — преодолевая стыд, проговорил он. Ему не приходилось бывать в бардаках и притонах.