Книга День Дьявола - Андрей Плеханов

– Габриэль, спускайся! Хватит валять дурака!

– Он не спустится, - хрипло сказал я.

– Почему? - Лурдес смотрела на меня с недоумением. - Он сейчас слезет. Ты слышишь, как он поет? Он поет «Besame mucho». Он просто еще не знает, что мы нашли его. Он шутит. Он думает, что хорошо спрятался.

– Он не спустится. - Я еле сдерживался, чтобы не упасть лицом на землю, не закрыть голову руками, чтобы не видеть и не слышать ничего. - Он не спустится. Потому что повешенные сами не слезают. Они так и висят, пока кто-нибудь не перережет веревку.

– Он живой, -тонким голоском произнесла Лурдес. Она дышала судорожными рывками, словно боялась отравиться густым воздухом Джунглей, глаза ее не мигали. - Я слышу, как он поет. И говорит. Он говорит что-то о шахматной партии. Ты что-нибудь понимаешь в шахматах, Мигель?…

Сначала нас было четверо. Четверо, не поддавшихся Дьяволу. Но мы рано расслабились, думая, что Эль Дьябло оставил нас в покое. Он вовсю охотился за нами. Цзян пропала, ее не было на том месте, где она обещала быть, и это было очень не похоже на нее. Габриэль болтался, повешенный на дереве. А Лурдес сошла с ума.

Я был следующим?

Бешенство захлестнуло меня. Со мной уже бывало такое. Ледяное, хорошо контролируемое бешенство, которое отличалось от нормального состояния только одним - я полностью терял страх. Мне было все равно, умру я или нет. Я желал только добраться до глотки противника и вцепиться в нее зубами.

Такое было, когда я разбирался с быками, которые уволокли Лурдес. Такое случилось сейчас, когда подлая тварь свела ее с ума. Я взбесился. И я был хладнокровен, как ледяная статуя.

– Лурдес. стой здесь! - крикнул я. - Я сейчас пойду к Габриэлю! Вот тебе нож! - Я сунул свой кинжал ей в руку. - Если кто-нибудь попытается напасть на тебя, бей его этим ножом! Режь его на кусочки! Не раздумывай! Ты поняла?

– Да…

Я метнулся прямо в объятия Джунглей, в пасть зловонного темного леса, собирающегося сожрать меня. Только я был слишком быстрой дичью, меня трудно было схватить. Я услышал, как жесткие концы лиан щелкнули сзади, как кнуты, - не успели. Я преодолел расстояние до Ферреры в несколько прыжков. В последнем рывке я подпрыгнул и уцепился за сук дерева, на котором он висел. Подъем с переворотом - и я уже находился на уровне его лица. Я мог видеть, что с ним произошло.

Наверное, он угодил в веревку-лиану на тропе, когда бежал, - головой прямо в петлю. Вряд ли он успел сообразить что-нибудь. Живая лиана вздернула его, как пирата на рее.

По груди его ползали какие-то bichos.[Твари (исп).] Безголовые личинки - огромные, каждая размером с французскую булку. Бледные членистые тела их переливались, как мертвый студень. Они искали что-то. Наверное, искали способ залезть внутрь тела повешенного. И одна из тварей уже нашла этот путь. Рот Ферреры был открыт, и оттуда наполовину торчала жирная личинка. Она вяло извивалась, работала своим туловищем, протискиваясь внутрь человека. Внутрь еды, лакомого блюда.

Я протянул руку и схватил тварь за хвост. Я боялся, что личинка лопнет в моей руке, но она оказалась достаточно жесткой, Холодное ее тело с мелкими колючками щетинок извивалось в моих пальцах. Я вытягивал тварь изо рта сантиметр за сантиметром. Я вытащил ее - вместе с языком Ферреры, в который она успела впиться, как пиявка. Я сжал ее, так что она съежилась от боли и отпустила язык своей жертвы. Я размахнулся и швырнул отвратительное создание в кусты.

И тут веки Ферреры дернулись!

Я ясно увидел это и не стал раздумывать. Я вцепился обеими руками в лиану, на которой болтался Феррера, и повис на ней. Толстый живой стебель извивался подо мной, как змея, пытался набросить на меня удушающее кольцо. Но я был хладнокровно взбешен. Я впился в лиану зубами. Я собирался перегрызть ее. Я не думал, смогу ли я сделать это, - просто действовал.

Лиана вздрогнула. Она, наверное, испугалась. Она начала быстро разматываться сверху вниз, и мы грохнулись на землю. Личинки посыпались с Ферреры и сразу же стали искать пищу снова, слепо тыкаясь в пучки травы. Я не обращал внимания на них. Теперь я видел ясно, что петля на шее Габриэля затянута не туго. Если у него не были сломаны шейные позвонки, он имел шанс выжить.

Ayudame, Dios…[ Помоги мне, Боже (исп.).]

Конец лианы обвивался вокруг шеи Ферреры, а дальше закручивался несколькими витками на стебле. Я зашарил рукой по земле. И Бог, конечно, помог мне. Он подсунул мне в руку камень с заостренным краем - вполне подходящее орудие для неандертальца. Я схватил его в лапу и начал бить по лиане - выше петли. Я собирался просто отрубить эту петлю.

Видимо, хищное растение решило, что с него довольно. Оно не привыкло, что жертвы его так решительно сопротивляются. Витки лианы выше петли начали разматываться. Мгновение, и лиана освободила шею бедного Ферреры, хлестнула меня напоследок по лицу, дернулась вверх и исчезла среди ветвей.

Феррера лежал неподвижно и не дышал. Я положил пальцы на его шею и ощутил пульс -~ слабый, как отзвук агонии уснувшего, но живого еще сердца. Я открыл рот Габриэля. Я припал к нему губами и вдул туда первую порцию воздуха. Грудная клетка его надулась, как футбольная камера.

Я делал искусственное дыхание по всем правилам. Я знал, как это делается. У меня была хорошая практика - один раз. Я отдыхал тогда у своего приятеля в деревне где-то на правом берегу Волги. Приятель мой был врачом. Более того, он был главным врачом участковой больницы. Мы уже сели в тенечке под яблоней, вонзили зубы в первую порцию шашлыка и выпили по первой чарке самогона, и я уже начал рассказывать первый анекдот, когда за нами прибежали.

Нам быстро объяснили, в чем дело, Утонул мальчик, пацан лет восьми. Утонул в бассейне, который находился в их саду. Никто не знал, сколько он пролежал так на дне. Кто-то говорил, что пять минут, а кто-то - что не меньше пятнадцати. И теперь моего приятеля звали оживлять его. Смотрели на него собачье-преданными глазами. Смотрели, как на волшебника. Прикидывали, наверное, сколько бутылок первача выставить волшебнику, если он выдернет бедного пацана с того света.

А мы не были волшебниками. До того сада только бежать было, наверное, минут пять, но мы проделали этот путь за одну минуту. Мы обогнали бы самого Карла Льюиса. Мы перепрыгнули через забор и пробуравили толпу, которая собралась вокруг мертвого мальчишки, чтобы тыкать в него пальцем и обсуждать, кто виноват, и что никто, в сущности, не виноват, кроме врачей, которые, разумеется, в выходной день сидят в своем огороде и пьют водку и едят шашлык, вместо того чтоб нести свой врачебный долг и следить за окрестными мальчишками, не собирается ли утонуть кто-нибудь из них в бассейне. И приятель мой, человек возрастом под сорок и весом под сто двадцать, богатырский человек, побелел весь, а потом побагровел - то ли от злости, то ли от того, что увидел, что мальчишка уже мертв. Дело происходило на берегу этого самого злополучного бассейна, который оказался огромным квадратным железным баком, врытым в землю, - местами крашенным синей краской, местами ржавым. Утонуть там было проще простого. Приятель мой Коля схватил этого пацана огромными своими руками, перетащил его на ровное место, а потом рухнул на колени, прямо на землю, и припал губами к его детскому ротику. Он вдыхал воздух в его синие губы, а потом нажимал несколько раз на его грудную клетку - делал массаж сердца. И снова дышал. Дышал за покойника. Через две минуты я уже понял суть процесса и присоединился. Я еще не знал, что мальчишку нельзя спасти. Мне казалось, что он начал розоветь и в груди его что-то клокотало. Я опустился на колени и прижался к его губам. Коля нажимал своими сильными пальцами, каждый из которых был в два раза толще моих, на грудину малыша, и я боялся, что он сломает что-нибудь. Но я не мог сказать это. Я вдыхал воздух и выдыхал его в мертвое тело, чтобы оживить его.