Книга Спутники Волкодава. Ветер удачи - Павел Молитвин

Бросив взгляд в сторону жонглеров, форани убедилась, что бесстыдная девка не пострадала и вслед за остальными гостями поспешила к склонившемуся над телами сраженных убийц Таанрету, чтобы посмотреть, в чьем обличье приходила за ним смерть на этот раз.

* * *

Сад, казавшийся из окон особняка темным, мрачным и пустынным, преобразился, стоило только Ильяс пройти по нему несколько шагов. Едва глаза ее привыкли к лунному свету, как бесформенные нагромождения кустов и деревьев обрели свой истинный вид, каждый листочек, иголочка и веточка сделались различимыми и отчетливо видимыми, словно нарисованные светящимся серебряным пером. Ночные бабочки порхали по издающим приторный аромат фалесциям, где-то у подножия масличных пальм звенели сумасшедшие цикады, бесшумной тенью пронеслась летучая мышь — любительница спелых фруктов, не брезгующая, впрочем, и очутившимися на ее пути насекомыми.

Казавшийся из окна особняка мертвым, молчаливым и страшным, таящим непостижимые тайны и опасности, сад жил своей ночной жизнью и был в лунном свете столь же прекрасен, как и днем. Быть может, даже еще прекраснее, потому что бредущей с детства знакомыми дорожками девушке нетрудно было представить сейчас себя путешествующей по неведомой земле, где каждый шаг сулит открытия, а заботы минувшего дня видятся мелкими и недостойными, во всяком случае не стоящими того, чтобы переживать из-за них и ломать себе голову. Огромные, близкие, ярко сияющие звезды дружески подмигивали ей, как будто желали поделиться какими-то секретами, прохладный ветерок приятно освежал разгоряченное тело, а в тихом шелесте листвы форани начинала улавливать какие-то чарующие мелодии.

В такие мгновения Ильяс как-то особенно остро чувствовала бренность земного существования, быстролетность человеческих дней и лет, тщету и мизерность людских желаний, стремлений и свершений. Понятие вечности, ускользавшее от нее при свете дня, становилось почти зримым и осязаемым, и невольно вставал вопрос, над которым в иное время она и не пыталась задумываться: действительно ли существуют где-то бессмертные Боги, Три Божественных начала и сотворивший все это великолепие Великий Дух? Есть ли у людей нетленная душа, которая после умирания тела отправляется в иные миры, или это прекрасная выдумка, призванная утешить тех, чье существование подобно взлетающим над костром искрам, бесследно гаснущим во мраке ночи?

Временами Ильяс верила, что вся она не умрет и какая-то часть ее — лучшая, крохотная частичка, — претерпев невообразимые изменения, будет существовать еще долго-долго, служа Великому Духу, создавшему все окружающее и ее саму в том числе, с какой-то неведомой и непостижимой пока, но уже предощущаемой целью. Порой же, в такие мгновения, как сейчас, вера покидала ее и девушке представлялось совершенно очевидным, что она ничем не лучше бабочки или летучей мыши, чьи короткие жизни возникли в результате случайного стечения обстоятельств. Возникнув из небытия, все они, погостив под яркими звездами, уйдут в небытие, и уход этот будет безнадежен и безвозвратен.

В чем-то, вероятно, и бабочка, и летучая мышь, и цикада счастливее ее, ибо не сознают, что каждое истекшее мгновение приближает их к смерти. С другой же стороны, знание о том, что чуть раньше или чуть позже ей суждено покинуть этот дивный мир, полный маленьких и больших чудес, придает ему особую прелесть. И становится до слез жалко тех, кто ушел из него сегодня раньше времени, во цвете лет…

Сейчас, однако, Ильяс больше жалела себя саму, чем нападавших и защитников, погибших при штурме «Мраморного логова». Они-то уже, по крайней мере, ничего не могут ощутить, ее же снедало чувство утраты и упущенных возможностей. Завтра поутру Таанрет покинет особняк, и она, очень может статься, никогда его не увидит. Они слишком много спорили, чтобы он вновь захотел поболтать с ней, а дом Газахлара оказался далеко не таким надежным пристанищем, как ему представлялось. Кроме того, она видела, как жадно следил желтоглазый за выступлениями бесстыжей жонглерки, и будет вполне естественно, если он уже этой ночью пригласит ее на свое ложе. В конце концов, то, что Таанрет дважды целовался с Ильяс и признавался, что страстно желает ее, едва ли имеет для него такое уж большое значение. Один из членов Триумвирата, один из трех нынешних повелителей империи может желать кого ему вздумается, и едва ли многие форани, не говоря уже о каких-то там жонглерках, осмелятся противиться его притязаниям. Да что там лукавить, любая девица сочтет их для себя за честь, ибо даже и без громкого титула он был неотразим, а уж теперь-то и подавно.

Пробравшись в дальнюю беседку, Ильяс опустилась на одну из множества устилавших ее пол циновок и, обхватив колени руками, уставилась на мерцающие окна особняка. И тотчас же воображение нарисовало перед ее внутренним взором комнату Таанрета и его самого, удовлетворяющего свою похоть с мерзкой жонглеркой самыми разнообразными способами. Она отлично помнила барельефы на стенах святилища Эрентаты-искусницы, и ей ничего не стоило представить сильного и ловкого Таанрета и гибкую как змея, начисто лишенную понятия о приличиях жонглерку в самых замысловатых позах. Почему бы, например, этой паскуднице не удовлетворить его стоя на руках, вниз головой? Или в позе «откладывающей яйца черепахи»? Или же им вместе не изобразить «целующихся цапель»? От этих картин Ильяс бросило в жар. Ее душили гнев и обида. Как он мог? Как он посмел предпочесть ей — форани из клана Леопарда — какую-то жонглерку-давалку?

Погруженная в подобного рода мысли, девушка не услышала шороха шагов по гравиевой дорожке, не заметила колебания отведенных чьей-то рукой веток и, лишь когда на пороге беседки возник заслонивший звезды и огни особняка темный силуэт мужчины, очнулась и яростным шепотом воскликнула:

— Как же ты мог?! Как посмел сделать это?

— Посмел? Я?.. Что ты имеешь в виду, моя госпожа? — изумленно спросил Таанрет и, видя, что порывисто вскочившая с циновки, пылающая гневом форани явно не собирается отвечать, шутливо продолжал: — Быть может, ты умеешь читать мысли? Но право же, негоже кидаться на мужчину с кулаками за то, что он мечтает обнимать и целовать полюбившуюся ему девушку. Тем паче ежели он, прежде чем дотронуться до нее хотя бы мизинцем, намерен признаться ей в любви и умолять выйти за него замуж.

— О чем ты говоришь? Почему ты здесь, а не… Впрочем, это я так. Неважно…

— Зачем ты сбежала с пира? Я всюду искал тебя, чтобы сказать… Хотя это не поздно сделать и сейчас. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой.

— Я? Вот так сразу? — оторопела Ильяс, осознав наконец, что желтоглазый вовсе не развлекался с жонглеркой, а разыскивал ее и только что сказал те самые слова, которые она желала услышать от него больше всего на свете. «Ваай-ваг! Это не сон? — спросила она сама себя, не веря собственным ушам. — О Нгура, сделай так, чтобы это не оказалось розыгрышем! Ведь он не может так жестоко шутить?»

— Ты любишь меня? — недоверчиво повторила она — Ты желаешь, чтобы я стала твоей женой перед лицом Богов и людей?

— Да! — Таанрет шагнул ей навстречу и взял ее руки в свои. — Да! Да! Да! Люблю, хочу, желаю! Ты нужна мне, и я прошу тебя стать моей женой!