Книга Эра Броуна - Леонид Смирнов

– Вполне возможно, очень скоро она будет набрана снова, и тогда все повторится сначала.

Это был странный разговор. За все время знакомства они лишь второй раз вели подобную академическую беседу. В последние недели у них просто-напросто не было времени. Но теперь им словно бы никуда не нужно спешить. Они взирали на все происходящее в мире со стороны, будто царь обезьян, сидящий на горе, – на схватку тигров.

– Однако под «каток» в большинстве своем всегда попадают совершенно безобидные люди, чья судьба никак не связана с судьбами ноосферы. Так и сейчас…

– Лес рубят – щепки летят, – заметил Сметковский. – Деятельность абсолютно всех колоссальных механизмов в чем-то очень похожа. И государственная машина наци, и бюрократический монстр Поднебесной, и вот эта… ноосфера – непременно делают массу неправильных ходов, пробуксовывают, требуя для смазки кровь тысяч и даже миллионов… Сплошь и рядом они лупят по площадям вместо того, чтобы целиться в «яблочко». Вырабатывают оптимальный сценарий действий исключительно методом проб и ошибок. При этом каждая ошибка стоит жизней, я уж не говорю о материальных потерях…

– Так, значит, все остальные эффекты – тоже «щепки»? И лингвистический эффект у детей, и поведенческий феномен животных, и исчезновение УФО, и пришествие йети, и эффект самозарождения – лишь случайные ошибки? Пробные шары или результат неточного срабатывания ноосферных механизмов?

– А почему нет?

Тот третий, невидимый собеседник, кажется, пошевелился. Его будто передернуло всего. «Смотри-ка: не нравится!..» – одновременно подумали Петер и Анджей.

Фон Рег обнаружил, что сигара потухла. Сметковский отпил очередной глоток бренди. Стакан был уже наполовину пуст. В самом же призрачном пространстве кое-что происходило: незаметно возникший высоко над их головами сгусток каких-то пульсаций, роящихся искорок, чуть слышного рокота и шипения – разрастался с каждой минутой, набухая на глазах. От него явно не исходило никакой угрозы, однако он несомненно имел прямое отношение к их разговору.

– Если сверхзадачей было сплотить человечество перед лицом вселенской угрозы, – заговорил после паузы ксенопсихолог, – то цель не достигнута. При разрухе преобладают центробежные силы. Если же главное было вызвать просветление в мозгах, понимание, что дальше так жить нельзя, то и тут провал: те, кто в принципе способны мыслить, уже давно все поняли, остальные же неизлечимы…

– Страшнее, если это всего лишь бессознательная мышечная реакция ноосферы – этакое отдергивание от огня обожженной лапы…

– …которая при этом раздавливает муравейник, – подхватил его мысль фон Рег. – И что будет, если на следующий раз она среагирует еще сильней?

Разом замолчав, посмотрели вверх. Ком над головами вырос до размеров футбольного поля, хотя нетрудно было ошибиться в размерах. Фон Рег и Сметковский по-прежнему не знали и, наверное, никогда не узнают, что состоял он из свежеотлетевших человеческих душ. То ли это зрело этакое коллективное сознание ноосферы (подсознание у нее имеется изначально), то ли стабилизирующее ядро, организующая, кристаллообразующая часть некой геоглобальной конструкции?.. Впрочем, можно предложить еще несколько не менее смелых и столь же бездоказательных гипотез – на любой вкус. Ясно одно: вот он, растет, пухнет, ширится – наглядный, действительный результат этих восьми недель безумия – оборотная сторона медали…

87

РЕПНИН И ДОГОНЯЙ (2)

Вот и прошел очередной конец света… Ночью – в разгар комендантского часа, быть может, ровно в полночь, с последним ударом курантов, – разом прекратилось ВСЕ. Кто-то ощутил эту перемену сразу же – шестым чувством… Но большинство услышали новость по радио: ее начали передавать с шести утра.

Будто камень с души свалился. Да что камень!.. Новая жизнь начинается! Новая, чистая, сытая и спокойная? Если б… И в сорок пятом так думали…

Гуня трусил чуть впереди и справа. Время от времени он оглядывался на нового хозяина, будто спрашивая, все ли в порядке, и тогда Валера говорил ему что-нибудь ласковое. Пес удовлетворенно мотал головой, потешно взмахивая при этом ушами-лопушками, и бежал дальше.

Догоняй тщательно обнюхивал собачьи «метки» на сугробах, мерзлые пахучие пятна на стенах домов и водосточных трубах, дисциплинированно «причащался», добавляя свой «мазок» к каждой «картинке», выдержанной в желтых тонах.

В городе по-прежнему бесчинствуют банды мародеров и грабителей – понимают: надо спешить, ведь скоро беспорядки закончатся. А потому всюду военные патрули. Пока Репнин выгуливал пса, у него трижды проверили документы. Причем, один раз не обошлось без кинематографической сцены: «Лицом к стене! Руки за голову! Ноги! Ноги шире!» И когда не понравилась поза, раздвигая ему ноги, пустили в ход сапоги – Валера едва не упал. Он-то был не в обиде: время такое, а вот Гуня едва не бросился на обидчиков – лаял, отскакивал, снова подбирался, грозя прыгнуть и вцепиться в горло. Репнин еле его успокоил – запросто могли ведь пристрелить.

Обнаружив в Валерином кармане пистолет, мордастый, раскрасневшийся на морозе сержант злорадно воскликнул:

– Ага!

– Я же говорил, что работаю в угро, – буркнул Репнин пока почти без раздражения. – У вас же удостоверение в руках!..

– Пушка! – веско произнес сержант, будто не слыша его.

Молодцеватый, туго затянутый в ремни майор задумчиво листал документ, словно это было не служебное удостоверение, а кодовые таблицы. Наконец снизошел, открыл рот:

– Капитан, значит… Чего же это вы, капитан, в ТАКОЕ время с собакой гуляете?.. – осведомился таким тоном, что заранее было ясно: любому ответу все равно не поверит.

– А разве лучше весь дом загадить? – вопросом на вопрос ответил Валера. – Или жену прикажете послать?

– Почему не на службе, спрашиваю?! – Майор все еще не возвращал ему удостоверение, не разрешал встать по-человечески. Репнин переговаривался с ним через плечо. Сержант отошел на пару шагов, стоял, нацелив автомат прямо в крестец капитану. Готов был в любой момент разрядить в него обойму. Рядовой же зевал, глядя куда-то на окна домов.

– Побывка, майор, побывка! Слыхали о таком?! – начал свирепеть Валера. – Может, хватит изгаляться?!

– Может, и хватит, – распевно произнес майор и сказал сержанту: – Пущай идет… – Вздохнул с сожалением – дескать, в другой раз я – тебя… Но уж ладно – вали, пока я добрый…

Конец света миновал, его провозвестников давно пересажали по камерам, а бесконечные хлебные очереди, выстроившиеся под охраной автоматчиков, ничуть не убавились. Никто не верил заверениям мэра, что запасов муки в Москве еще на неделю, а теперь уж и вовсе продовольствие нормально начнет поступать из провинции. Причем, на сей раз мэр вовсе не врал – не то что раньше. Впрочем, и тогда, быть может, не врал, а именно что успокаивал – бог ему судья… Ажиотажный спрос сойдет через недельку-другую, а пока любые уговоры напрасны. Все еще сушат сухари и набивают ими матрасы. Хлеб пока единственная валюта, ведь деньги ничего не стоят. К тому же сейчас, кроме хлеба, купить практически нечего: частные магазины закрыты, рынки пусты (какой дурак повезет товар на разграбление?). А потому каждому рту надо в день по буханочке…