Книга Плененная горцем - Джулианна Маклин

Глава двадцать третья

Несколько мгновений спустя Амелия рыдала, укрывшись в своей спальне. Она оплакивала ужасную смерть Ричарда и унизительное путешествие его отрубленной головы в соседний шотландский замок, где ее должны были в качестве приза вручить отцу погибшей невесты Дункана. От этой мысли у нее стыла в жилах кровь. Ей не было дела до того, что совершил Ричард. Ни одно человеческое существо не заслуживало такого обращения.

Она также оплакивала свое глупое страдающее сердце и безумную любовь, которую испытывала к человеку, совершившему этот акт первобытной жестокости. Ее разочарование не знало границ, а душа разрывалась от нестерпимой боли. Все ее надежды на счастливую жизнь здесь, в Монкриффе, со своим прекрасным любовником, с которым она испытала истинную близость и родство душ, были разрушены. Он оказался не тем человеком, за которого она его принимала. Она напрасно поверила в него и в его способность преодолеть свою агрессивную натуру и начать новую жизнь в мире и договоренностях. Его одежда, дом, его остроумие и обаяние — все это оказалось лишь маской, которой он ввел в заблуждение не только ее, но и ее отца в свое время. И теперь ей предстояло обуздать то безумное влечение, которое она все еще к нему испытывала. Она и сама не понимала, как может продолжать его любить после того, в чем он только что сознался. Вчера он сказал ей, что страсть может ослепить человека. В этом он оказался прав. Стоило ей вспомнить наслаждение, которое они дарили друг другу в постели, как ее сердце буквально разорвалось от боли.

«Любил ли он меня вообще? — вдруг подумала Амелия. — Или все это было ради Муиры?»

На следующее утро, на рассвете, она написала прощальное письмо Джозефине и короткую записку Дункану, оставила их на столе, чтобы заметила служанка, после чего вышла из замка и села в ожидающий ее экипаж дяди.

В холодном воздухе повисали клубы пара, который выдували из ноздрей лошади. Животные потряхивали головами и тихим ржанием нарушали рассветную тишину. От этой мирной картины сердце Амелии стискивалось тоской.

Спустя некоторое время к ней присоединился и сам герцог со всеми своими вещами и пожитками. Ее дяде было непонятно, почему они уезжают в такой спешке, даже не попрощавшись с Дунканом. Она сказала ему лишь, что разорвала помолвку и пока не желает об этом говорить. Он шагнул в экипаж, качнувшийся под его весом, и не стал требовать от нее дальнейших пояснений, во всяком случае, сейчас. Дверь за ним захлопнулась. Амелия почувствовала себя совершенно выбившейся из сил. Герцог похлопал племянницу по руке и заверил, что выслушает ее, когда та будет готова обо всем поговорить. Она смогла лишь кивнуть в ответ.

Экипаж отъехал от замка, и у нее не хватило смелости оглянуться назад.

В глаза Дункану ударил яркий поток солнечных лучей, струящихся в окно; он проснулся с мыслью, что потерял Амелию.

Каким-то необъяснимым образом он проспал всю ночь, и его сны были наполнены трупами и кровью, а его кожу лизали языки адского пламени. Ему снилась и Амелия, с высокого балкона наблюдавшая за тем, как он все глубже и глубже погружается в море огня под дымным небом. Она дождалась, пока пламя дойдет ему до подбородка, после чего развернулась и ушла. Она не оглянулась, и он так и остался в пламени. Покачиваясь на волнах жидкого огня, он с отчаянием смотрел ей вслед.

Дункан сел в постели и ладонью потер грудь напротив сердца. Где-то внутри засела глухая ноющая боль. Он посмотрел в окно. Солнце едва показалось над горизонтом.

Затем он увидел записку. Кто-то сунул это запечатанное послание ему под дверь. Когда это произошло — ночью или уже утром, он не знал, но не сомневался, что записка от Амелии. Его охватила паника. Стараясь подавить обессиливший его приступ страха, он подошел к двери и поднял свернутый лист бумаги.

К тому времени как ты это прочтешь, меня здесь уже не будет. Дядя увозит меня обратно в Англию. Мне жаль покидать тебя, не попрощавшись, но я уверена, что так будет лучше. Я больше никогда не желаю тебя видеть.

Надеюсь, ты с уважением отнесешься к этой моей просьбе.

Амелия

Он попытался вдохнуть, но воздух отказывался поступать в стиснутые ужасом легкие. Она уехала и не желала, чтобы он последовал за ней. Она больше не желала его видеть… Надежды на прощение не было. Нежность, которую она начала к нему испытывать, бесследно исчезла. Она умерла, растворилась, и винить в этом, кроме самого себя, ему было некого. Он казнил их любовь в безумной ярости. Он убил человека, жизнь которому пообещал ей сохранить.

Он хладнокровно лишил жизни безоружного. Он отрубил ему голову топором и сунул ее в сумку.

Вне всякого сомнения, его действия были дикостью и беспримерной жестокостью.

И все равно — все равно! — Дункан не мог заставить себя пожалеть об этом. Даже сейчас он знал, что сделал бы это снова. Он бы сделал это и десять раз подряд, чтобы защитить ее. Он был готов пожертвовать всем: ее любовью и, как следствие, своим настоящим и будущим счастьем, но не позволить этому мерзкому чудовищу коснуться ее хотя бы пальцем. Даже если это означало бы, что он больше никогда ее не увидит.

Дункан подошел к креслу и сел, откинувшись на подголовник. Он прислушивался к мерному тиканью часов, пока не пришло успокоение.

— Ты поговоришь со мной, Дункан?

Он поднял голову от книги и увидел в дверном проеме Ангуса, ожидающего позволения войти в кабинет.

— Входи.

Ангус вошел и остановился на мгновение, осматривая беспорядок в комнате.

— Лэйн беспокоится, — произнес он. — И я тоже. Ты уже пять дней отсюда не выходишь.

Это действительно было так. Ему нужно было время, чтобы подумать, поразмыслить о своем предназначении в этом мире, источнике своей силы и смысле принесенной им жертвы.

Он был рад появлению Ангуса, так многое хотел с ним обсудить.

— Я сожалею о многом из того, что сказал и сделал, — сообщил ему Ангус, — особенно в банкетном зале. Я был несправедлив к тебе, Дункан. Я не должен был в тебе сомневаться.

Дункан закрыл книгу и отложил ее в сторону, поднялся с кресла и надел свой зеленый шелковый утренний сюртук. Расправив кружева на рукавах, он подошел к старому другу.

— Твой отец получил мою посылку?

— Да, и позволь мне заверить тебя, что по этому поводу был устроен небывалый пир с танцами и всем, что положено. Хотел бы я, чтобы ты это видел, Дункан. Мне очень жаль, что тебя там не было.

Дункан просто кивнул.

— Но ты не праздновал, — заметил Ангус, поправляя переброшенный через плечо плед.

— Не праздновал.

Он жестом пригласил Ангуса войти в кабинет и налил ему бокал виски.

— Но ты поступил правильно, Дункан. Ты не должен ни одной минуты в этом сомневаться. Беннетт получил по заслугам, и Шотландия тебя за это благодарит. Не надо себя казнить. Ты заслужил награду. — Он принял бокал, который ему протягивал Дункан.