Книга Джек/Фауст - Майкл Суэнвик

Вагнер коснулся его руки.

Задрав подбородок, Фауст по-орлиному пристально смотрел на скапливающиеся грозовые облака. Вагнер с трепетом различил в магистре профиль захватчика-варвара, сверкающие глаза Гейзериха, Алариха, Атаулфа, дикое напряжение героев вестготов и вандалов - героев великих расистских теоретиков, ставших популярными в индустриальной Европе.

- Очень хорошо, - наконец проговорил Фауст. - Но только на этот раз и только потому, что мне необходимо знать. Я не беру на себя никаких обязательств ни перед кем. - Он вскинул голову, вслушиваясь, а затем выругался: - Чёрт…

Изможденный худощавый человек, похожий из-за свободно болтающегося на нем пальто и неприятной внешности на жуликоватого торговца, проходя мимо, спросил:

- Тоже ждешь вечерний поезд до Меца? - При звуке речи стало ясно, что это женщина. Лента на ее пальто говорила о том, что она вдова солдата. Этот факт объяснял все: род занятий, отсутствие страха, мужское пальто, смахивающее на шинель. Она усмехнулась, показав все пять зубов. - И что они там тебе сказали?

Фауст не удостоил ее вниманием. Видимо, его могучий интеллект сосредоточился на более глобальных проблемах этих дней; не всегда плоды его раздумий имели прямое практическое значение. Поэтому Вагнер спросил: «А что? Вам что-то известно?» - и, когда женщина с видом безразличия отвернулась, быстро сунул ей в карман банкноту. - Ну а теперь, что насчет вечернего поезда на Мец?

Она засмеялась.

- Да нет его. И даже не будет! Но они не признаются в этом по политическим мотивам. Примерно месяц назад партизаны реакционеров захватили железную дорогу, а поскольку роялисты засели на юге, нет никакой возможности вернуть поезд обратно. Начальник станции будет здесь через минуту. Вы можете его дождаться. Он скажет вам о задержке, а потом предложит разместиться в отеле своего двоюродного брата. Завтра рано утром вы вернетесь со своей поклажей. Но опять будет задержка. После обеда вам предложат вернуться в отель. Вы можете орать и жаловаться - им на все эти фокусы наплевать. Да, да, именно так. Я видела таких, кто торчал в отеле по неделе, прежде чем убрались отсюда.

- Такого не может быть! - воскликнул Вагнер.

Ее глаза загорелись каким-то сумасшедшим блеском. У него были сильные сомнения, что ее словам можно доверять.

- Не может быть, говоришь? Тогда почему никто, кроме вас, не ждет поезда, а? Смотри - вон он идет.

Начальник станции шагал по платформе, дергая себя за огромные усы. Это был человек-морж: пузатый, с яркими медными пуговицами, сознающий свою важность. Он махал плавником, чтобы привлекать к себе внимание.

Вагнер повернулся к учителю, чтобы предложить занять номер в гостинице и распланировать вечер.

Но Фауст пропал.

С саквояжем в руке, Вагнер побежал по платформе и помчался по улице. Фауста нигде не было. И все же он должен находиться где-то поблизости. Вагнер сможет отыскать его - он был уверен, что сможет.

Реймс относился к городам того типа, на которые лучше смотреть издалека. Фабричные дымы создавали легкий гламуризующий туман, придающий налет очарования его невзрачным стенам, а терриконы улавливали солнечные лучи так, что могли внушить любому: здания похожи на экзотические строения Индии или Эфиопии. Издали никто не ощущал запаха серы и метана, не видел вездесущей копоти и сажи. Если приблизиться, то обнаруживались канавы, мусорные баки, сломанные лестницы и дохлые кошки.

Вагнер побежал по Дорожной улице, тревожно вглядываясь в переулки и расспрашивая встречных на крайне плохом, из-за смятения, французском, не видели ли они за последние несколько минут очень странного человека, одетого так-то и так-то? Кто-то хмурился, кто-то отшатывался, другие отмахивались - имея что-то в виду или нет, он не мог сказать.

Он вцепился в стоявшего в дверях владельца магазина, объясняя:

- Он не совсем здоров. Mal , понимаете ли, tr?s mal [30].

Мужчина безучастно посмотрел на него. Дескать, вы, что, говорите об идиоте?

Вагнер не отступал:

- Distingu? [31], одет в черное… en noire.

Владелец магазина перевел взгляд на вцепившиеся в него руки Вагнера. Тот отпустил рубашку собеседника. Вот опять - этот человек ничего не ответил.

Вагнер в отчаянии побежал дальше.

Но даже охваченный тревогой, он не мог не заметить плакаты. Они висели повсюду, на стенах общественных и частных зданий; их были сотни, и все однообразно возвещали:

…

МИТИНГ

против эксплуатации,

универмагов, кооперативов и

ИНОСТРАННОГО

ИМПОРТА !!!

…

ЖЕРТВУЙТЕ

ради выживания

ФРАНЦИИ

металлолом, селитру, жир!

ВСЕ ЭТО

НЕОБХОДИМО!!!

…

ВЫСТАВКА

искусств и ремесел

РАБОЧИЕ РЕЙМСА,

поддержите ваших соседей!

ПОКУПАЙТЕ МЕСТНУЮ

ПРОДУКЦИЮ!!!

…

ПРЕДАТЕЛИ И ИЗМЕННИКИ ,

БЕРЕГИТЕСЬ!

Перекрестия прицелов

уже наведены

НА ВАШИ ЗАТЫЛКИ!!!

Изобретение лабиринта, согласно мнению некоторых парижских интеллектуалов, произошло одновременно с постройкой Вавилона, первого города. Где, как ни в одном месте до того, можно было заблудиться среди стен, совершенно закрывающих горизонт. Иноземца он безнадежно сбивал с толку, а вот горожанина, который в уме хранил образчик целиком, - нет. Городская жизнь складывалась, таким образом, по принципу целенаправленного озадачивания тех, кто не был ее частью. Цивилизация оказалась стратегией исключения лишних.

Вагнер еще ни разу не чувствовал себя таким уничтоженным, таким одиноким и настолько иноземцем, как теперь. Каждый поворот уменьшал шансы отыскать учителя. Бесполезно было бродить по улицам, на которых явно не было Фауста; шансов найти магистра у него не осталось, но он продолжал идти, поворачивать, вглядываться, снова поворачивать.

Он пустился бегом. Плача от отчаяния, перестал вообще обращаться к людям с вопросами. Сворачивал совершенно случайно, бежал по переулкам и аллеям без какого-либо плана поиска, только из панического решения бежать и искать до тех пор, пока не выдохнется окончательно.