Книга Недолго музыка играла - Светлана Алешина

И сразу же Турусова начала постанывать и вскрикивать.

Не знала она, что за стеной, в комнате Светланы Вороновой, происходит то, что совсем недавно имело место здесь. К стене был прилажен стетоскоп, который с недавних времен Лариса постоянно возила с собой, и главным слушателем ее концерта являлся не кто иной, как курьер Андрей Птичкин.

А за ним наблюдали Лариса, Кроль, Гульков и Светлана. На лицах двух первых была написана напряженность. Воронову и Гулькова же все происходящее скорее забавляло. Будучи по своей природе циниками, они с трудом сдерживали улыбку, видя, как на глазах меняется физиономия Птичкина и как яростно он сжимает кулаки.

— Вот сучка позорная! — выдавил он из себя, с мазохистским усердием прильнув к наушникам.

— Короче, — Кроль грубо развернул Птичкина лицом к ожидавшему развязки обществу. — Будешь говорить или нет? А то смотри у меня!

— Андрюх, ты насчет арматуры не парься! — повторил Гульков, разыгрывая «своего парня». — Не будет против тебя Маточкин заявлять. А другую бабу я тебе найду, вот тебе крест!

И атеист Гульков неумело перекрестился.

— Давай, давай, не тяни, — толкнул курьера в бок Кроль.

— Ну чего говорить? — промямлил Птичкин. — Ну, это Ленка ее отравила.

— Кого «ее»? — напряженно спросила Лариса, в сумочке которой был включен диктофон.

— Галку Пономареву. — Андрей даже несколько удивился вопросу.

— Она вам это сама говорила?

— Да.

— А арматурой Маточкина по голове она вас заставила ударить?

— Да.

— Очень хорошо. Вы сможете это подтвердить при ней?

— Да.

— Не хватает только Библии, чтобы Андрюха мог поклясться, — не удержался от ехидства Гульков.

— Пускай клянется на настольной книге атеиста, — хохотнула Светлана, показывая на книжную полку.

— Хватит хиханек-хаханек, — оборвала «влюбленных голубков» Лариса. — Серьезное дело все-таки.

— А мы серьезно относиться к жизни не умеем, — покачал головой Гульков. — Так легче жить.

Кроль хмуро посмотрел на литературного редактора, но ничего не сказал. Пора было действовать. Лариса, собравшись с духом, еще раз спросила Птичкина:

— Андрей, сейчас мы пойдем туда, — она указала рукой на стену. — Там мы увидим нечто не очень для вас приятное. Но меня не это интересует. Главное заключается в том, чтобы вы заставили Турусову признаться.

— Как же это сделать?

— Вы должны подтвердить то, что рассказали нам. Остальное — наша забота.

Птичкин пожал плечами и опустил голову. На него было жалко смотреть — он выглядел уныло и подавленно. Однако ни у кого, исключая, может быть, снисходительного Гулькова, он не вызывал особой жалости.

— Пошли, — сказала Лариса и подтолкнула курьера к двери.

Они вышли в коридор и подошли к двери комнаты Турусовой. В этот момент даже здесь отчетливо были слышны вскрики экстаза и стоны, а также скрип пережившей, видимо, много подобных сцен общежитской кровати.

К двери подвели Птичкина, чтобы эти звуки еще раз сподвигли его на нужные действия. Лариса выждала паузу и постучала. Естественно, никто и не думал открывать. Она постучала еще раз. Стоны и всхлипы прекратились.

После этого инициативу взял на себя Кроль. Он своим могучим кулаком ударил по двери так, что Лариса удивилась, как это та не развалилась.

— Открывай давай! — закричал он. — А то сейчас дверь разобьем на хер!

Немного погодя изнутри послышались торопливые шаги, и звонкий голос Турусовой напряженно спросил:

— Да кто там так стучит?

— Кроль, — коротко и ясно ответил программист.

— Чего тебе?

— Открой и узнаешь.

— Но я не в форме…

— Лена, открой, — подал голос Птичкин. — Открой, иначе я разломаю дверь.

— Ты? — удивлению Турусовой не было предела.

— Елена, откройте, — сказала Лариса.

За дверью подождали еще немного, потом Кроль еще раз двинул по ней кулаком, и наконец глазам почтенной публики предстало испуганное лицо Турусовой.

— Вы что? — спросила она.

— Мы пришли вас слегка потревожить, — сказала Лариса, заходя в комнату после Кроля, который сразу же без лишних слов отодвинул своим торсом хозяйку.

Котова увидела лежащего на кровати под простыней небритого человека с круглым лицом, который с некоторой опаской посматривал на вошедших.

— Вам все, надеюсь, ясно? — спросила Лариса, указывая на мужчину на кровати, будучи уверена в том, что задуманная ею провокация удалась.

Птичкин ничего не отвечал, и Лариса продолжила:

— Сейчас, я думаю, надо всем сесть и поговорить. Елена, если ей позволят нервы, приготовит нам всем чай. Правда, я бы проконтролировала все это, чтобы она не подсыпала нам яд, как сделала это своей бывшей подруге Галине Пономаревой.

В глазах Турусовой явно промелькнул испуг.

— Отпираться нет смысла, — сказала Лариса. — Показания господина Птичкина уже зафиксированы на пленке.

— Какие показания? — дрожащим голосом спросила Елена.

— О том, как вы совершили одно преступление и принудили его совершить второе.

— Я не принуждала.

— Ну, можно сказать, что вы ему за это кое-что пообещали…

— Кстати, Лена, ты выполнила свое обещание? — встрял Гульков.

— Дмитрий Евгеньевич, не мешайте, ну что вы вечно лезете со своею сексуальной озабоченностью! — раздраженно прикрикнула Лариса, и Гульков поспешил успокоить ее выразительным жестом.

— Короче, это… — попытался быть крутым Птичкин. — Ну, в общем, я тебя сдам, потому что ты сука.

Гульков с сочувствием посмотрел на курьера.

— Ладно, завтра займусь устройством твоей личной жизни.

— Да хватит тебе уже! — замахнулся Кроль на литературного редактора. — Запарил своими неуместными шутками!

— Можно подумать, что твои насчет кутьи были очень уместны, — мстительно припомнил ему Гульков.

— Лена, рассказывайте свою историю, у нас очень мало времени, — предложила Лариса железным тоном.

В комнате воцарилось молчание. Елена испуганно смотрела на присутствующих, переводя взгляд с одного на другого, и особое внимание уделила Пономареву. Он, однако, поспешил отвести от нее взгляд. Все ждали, когда же Елена начнет говорить.

* * *

Турусова, посопротивлявшись где-то с полчаса, в конце концов под давлением разгневанных взглядов сначала Птичкина, а потом и Пономарева попросила Ларису уделить ей время для беседы тет-а-тет. Пономарев, с интересом выслушав всех, решил не обострять ситуацию и, руководствуясь в первую очередь конъюнктурными соображениями, заявил, что не хочет больше иметь ничего общего с этой «змеюкой», оделся и сел в углу как паинька.