Книга Выше неба - Рене Манфреди

За этим последовала вторая улыбка, которая выражала радостное удивление, и Анна начала надеяться, что в конце концов все будет хорошо. Она позвонила в кабинет Нейлора из машины и сказала, что у нее проблемы, и она не появится до завтра.

На солнце было тепло, день был безветренный, поэтому они с Флинн решили искупаться. Они плавали в воде, идеально гладкой, в ее темной поверхности отражались деревья, скалы и облака.

– Ты веришь в рай и ад? – спросила Флинн.

Анна повернулась: Флинн пристально смотрела на нее. Анна вдруг поняла, что ее внучка станет очень красивой, когда вырастет. Почему она этого раньше не замечала? Ее глаза изменились – а может быть, просто так падал свет, – став из темно-карих еще темнее, почти черными. Губы были пухлыми, изогнутыми и ярко-красными. Анна подумала, что однажды кто-нибудь влюбится в Флинн именно из-за ее рта. Густые черные волосы падали ей на плечи. Недавно Флинн выстригла себе челку и зачесала ее набок, что придало ей вид серьезной и утонченной девушки. Возможно, она не будет высокой, подумала Анна, но зато она прекрасно сложена. У девочки были длинные худые ноги, как у бегуна. Наверное, она вырастет даже красивее Поппи, если такое возможно. Анна отвернулась и посмотрела, как тени птиц, слетевших с деревьев, окружающих карьер, двигались по воде. Анне было интересно, какой женщиной станет ее внучка. Конечно, она не будет такой, как ее мать. Анна надеялась, что Флинн не унаследовала от Поппи слабость и привычку потакать своим желаниям. Девочка вырастет артистичной, как Марвин, если развитое воображение что-нибудь значило, ее причудливые видения могут проявиться в творчестве. Анна пыталась представить Флинн женщиной лет двадцати пяти, но не могла, ведь та была еще совсем девочкой. Наверное, во Флинн всегда будет что-то нестареющее и детское.

Когда Флинн повторила свой вопрос, Анна ответила:

– В твоем возрасте рано думать о таких вещах, как рай и ад, Флинни. Просто наслаждайся прекрасным днем.

– Но ведь есть же такая вещь, как ад? – настаивала Флинн.

Анна промолчала.

– Как ты думаешь, мама ушла навсегда? – спросила Флинн.

Анна плавала рядом с Флинн, наблюдая, как вдалеке над горами собирается туман.

– Может быть. Но это совсем не значит, что она не любит тебя. Просто у нее есть проблемы, которые нужно решить, прежде чем она сможет позаботиться о тебе.

– Ты была такой доброй со мной, – сказала Флинн. Через минуту она спросила: – А в раю есть страх?

– Я вообще не представляю, что там есть.

– Если на небесах нет страха, тогда в аду, наверное, очень туманно. – Ее взгляд остановился на горной цепи. – Туман – это просто облако страха.

Несколько недель назад Анна позвонила детскому психологу и попросила о встрече – ей казалось, что у Флинн меняется выражение лица.

«Вы имеете в виду недостаточную аффектацию?» – спросил психолог, и Анна ответила, что нет.

Это не означало, что Флинн перестала улыбаться или смеяться. Чтобы подтвердить свои слова, Анна записала, как много выражений проходит по лицу Флинн на протяжении двух часов. Приблизительно столько же, сколько у Стюарта или Джека: Анна подсчитала и изменения их мимики, просто для объективности. Нет, она имела в виду манеру, с какой выражения или эмоции отражались на лице Флинн, – улыбка не освещала ее лицо, а как бы растворялась, изумление сначала появляется у нее в глазах, а не на губах и в области подбородка: у детей оно появляется на губах, неужели психолог этого не замечал? У взрослых изумление проявляется сверху вниз, от бровей к губам. Психолог, пятидесятилетний мужчина, у которого один глаз был голубой, а другой карий, пристально посмотрел на Анну.

– А откуда начинается ваше удивление? – спросил он.

– Прямо отсюда, – сказала Анна и вышла.

– Собирайся. – Анна вылезла из воды. – Пора идти. Дома Анна позвала Джека и Стюарта, который все еще был здесь даже после того, как Анна отложила вечеринку в честь дня рождения Джека. У Джека началась реакция на одно из лекарств, но он пошел на поправку – то ли из-за рекомбинации медицинских препаратов, то ли из-за присутствия Стюарта, а может быть, из-за того и другого. Анна попросила Стюарта пожить у нее подольше, насколько это возможно. Стюарт преподавал по понедельникам и вторникам, поэтому большую часть недели он мог быть с ними. Анне нравилось его присутствие. Больше всего она ценила его надежность.

Анна вышла, чтобы впустить собаку Флинн, бегавшую вдоль забора, принюхиваясь к чему-то. Анна свистнула, пес посмотрел на нее и подошел.

– Эй, толстик, не желаешь зайти? Голос по другую сторону забора ответил:

– Спасибо, я лучше поработаю.

– О! – воскликнула Анна. – Виолетта? Это ты? Я разговаривала с собакой.

– Ладно. По правде говоря, мне нужно похудеть в талии. Ты же знаешь, я сбрасываю вес и тут же опять начинаю полнеть.

– Ты, случайно, не знаешь, куда ушел Джек со своим другом? – поинтересовалась Анна.

– Не знаю. Но около полудня они проехали мимо, когда я обедала.

Анна поблагодарила и вошла внутрь. Флинн принимала ванну – Анна слышала, как гудели старые трубы. Она села за кухонный стол, освещенный поздним солнцем, заварила чай и взяла телефон, чтобы позвонить Грете, с которой не разговаривала почти неделю.

– Это я, – сказала Анна, когда ее подруга взяла трубку.

– Привет, – обрадовалась Грета. – Ты знаешь что-нибудь о creme de cassis?[31]

– Что это?

– Вот и мне интересно. Я готовлю так называемый creme de cassis и не знаю, что получится: пряность, жидкий соус или что-то еще.

– Хм, звучит все равно соблазнительно. Кто должен прийти?

Грета вздохнула:

– Это все не важно. В любом случае, я перестала встречаться с кем бы то ни было. Что случилось?

– Ничего особенного, просто не разговаривала с тобой несколько дней.

– У тебя утомленный голос. Анна услышала, как Грета включила миксер.

– У меня? Ну если уж ты заметила, то да, – согласилась Анна.

– Как Флинн?

– Я бы сказала, лучше. Она всегда будет необычной, но таких странных, удивительных людей вокруг очень много.

– Конечно, – ответила Грета. – В любом случае, не думаю, что она очень уж странная. Ей двенадцать. Кто не был ненормальным в двенадцать лет?

– Ты права, – сказала Анна.

– Помню, когда мне было лет одиннадцать или двенадцать, у меня была такая навязчивая – и она на самом деле была навязчивая – фантазия о красивом мужчине, который бегал за мной по всей комнате, а я была совсем голой. Даже не представляю, что бы я хотела, чтобы он со мной сделал, поймав меня, думай сама. – Грета рассмеялась. – Это двенадцать лет. Ты что-то знаешь, а что-то нет.