Книга Право первой ночи - Екатерина Красавина

Анжела была непростой, противоречивой натурой. И тому свидетельствовали ее письма неизвестному адресату. Мужчине. Губареву пришла в голову мысль, что это мог быть Руслан Мансуров. Хотя тот отрицал, что переписывался с Анжелой по электронной почте. А зачем ему признаваться? Это не в его интересах! Общий тон писем был извращенно-болезненным. Такое впечатление, что писал его безумный человек, имевший два лица. Губарев вспомнил, что Анжела писала, как ей хотелось бы лежать на кровати в черном кожаном костюме, закованной в наручники. Богатая фантазия, ничего не скажешь! Извращенка, да и только!

Возможно, что Анжела представляла для Руслана интерес как дочка его делового партнера. Он хотел иметь над ней власть, управлять ею. А когда понял, что это невозможно… А вдруг он предполагал через нее давить на Викентьева или шантажировать его? Или Анжеле стали известны кое-какие нечистоплотные дела и секреты своего бойфренда?

Для кого-то Анжела стала представлять опасность, и поэтому ее убили. Кому была выгодна ее смерть? Алине? Руслану? Или третьему неизвестному лицу?

Губарев посмотрел на Алину. Она сидела на диване. И тут он сделал свой последний выстрел:

— Это вы написали письмо Наталье Родионовне о том, что Анжела — не родная дочь Вячеслава Александровича?

Алина судорожно стиснула руки. Ее бледность так и бросалась в глаза.

— Н-нет.

Губарев встал с дивана и, не глядя на Алину, вышел из комнаты.

Глава 13

Я знала, где искать прошлое, — в глубинах материнской памяти. Только там я могла найти ответ на мучивший меня вопрос: чья я дочь? И чья дочь Ника? Это знал тот, кто подменял младенцев. С какой целью было сделано это? Зачем? И это тоже предстояло мне узнать.

После того как я «разговорила» мать под шаманскую музыку, я инстинктивно сторонилась ее. Я почему-то боялась, что мать в любой момент может все вспомнить. Хотя я понимала, что вероятность этого ничтожно мала, смутный страх все равно преследовал меня. И я ничего не могла с этим поделать. Я стала избегать даже свое любимое зеркало. Я не хотела больше ничего видеть, я боялась, что моя психика не выдержит возникающих видений. А может, я боялась увидеть в нем нечто, о чем я еще и не догадывалась?

Ника по-прежнему где-то пропадала и дома появлялась редко. Я не знала, где она и что с ней. После того вечера в ресторане она замкнулась и больше со мной не общалась. Только краткие вопросы-ответы. Пустые и поверхностные. Тот вечер — случайная спонтанная вспышка веселья, праздник для двоих, праздник, сблизивший нас настолько, что мы снова стали единым целым. Сестрами. Пусть и на краткий миг. Я знала, что этот вечер навсегда останется в моей памяти. Пусть Ника снова отдаляется от меня, пусть дуется и капризничает. Все же были мгновения, когда нам было так хорошо вместе, что лучше не бывает. И за это я была благодарна Нике.

Я часто задумывалась над тем, права ли я была, ввязавшись во все это. Я шла по следам прошлого, еще не понимая, что его лучше не трогать. Иногда нужно оставить все как есть, потому что погружение в старые обиды, страсти и тайны подобно прогулке по минному полю: неизвестно, в какой момент ты подорвешься. И станешь калекой или уйдешь из жизни навсегда. Смутно я чувствовала, что надо остановиться, но природное любопытство и упрямство вели меня вперед. Тем более мне оставалось совсем немного — последний шаг. Последняя тайна, которая Должна быть открыта. И тогда все точки над «i» будут расставлены. Принесет это мне облегчение или боль, я еще не знала. А если бы даже и знала, остановиться я уже не могла. Когда-то я прочитала одно изречение, и оно мне очень запомнилось: «Делай, что должно, и будь что будет». Я должна была это сделать. А потом — хоть потоп.

Мать, как обычно, была на кухне. Я подошла к ней.

— Как вкусно пахнет!

На сковороде жарились котлеты. Есть мне не хотелось. Но другого предлога для общения с матерью придумать я не могла.

— Я поужинаю.

— В кастрюле вареная картошка.

— Спасибо. А ты ела?

— Нет. — Мать скользнула по мне безразличным взглядом и отвернулась к окну.

— Ника приходила?

— Нет.

— Недавно звонила твоя подруга, когда тебя не было, — начала я.

Мать повернулась ко мне. Ее лицо было по-прежнему бесстрастным — ни удивления, ни любопытства.

— Кто?

— Нина.

— Нина? — переспросила мать.

— Твоя подруга юности. Вы с ней когда-то дружили. Помнишь, она принимала у тебя роды. Ты сама неоднократно говорила об этом.

На лице матери отразилось легкое смятение, которое быстро исчезло.

— Да… А что она хотела?

— Не знаю, может, поговорить с тобой.

— Она же уехала.

— Куда? — Я затаила дыхание.

— Не знаю. Кажется, в деревню. У нее там дом.

— Какая деревня? Где она находится?

— Не знаю. Не помню. Я была в отчаянии.

— В Подмосковье?

— Наверное. Что-то связано с озером. Озерное. Озеры. Озерки. Не помню.

Мать села на табуретку и сложила руки на коленях.

— Нина… — повторила она.

— Да.

— А как ее фамилия?

— Григорьева.

— Григорьева?

— Да.

Ее взгляд принял отсутствующее выражение.

— Почему ты не взяла котлеты?

— Сейчас. — Я достала тарелку и положила себе котлету и две картофелины.

— Ты здесь будешь есть?

— Нет. В своей комнате.

— Хорошо. Если придет Ника, скажи ей, что ужин готов.

— Конечно.

Сев на диван, я принялась лихорадочно размышлять. Медсестра Нина, которая принимала у матери роды и которая могла бы пролить свет на эту историю, уехала в деревню с названием Озерное или Озеры. Или Озерки. Значит, мне надо ехать туда. Если только мать ничего не перепутала. С памятью у нее плохо, поэтому она могла неправильно вспомнить название. Тогда — все! Мое расследование окончательно зайдет в тупик.

Я должна была разыскать эту Нину и постараться оживить в ее памяти события двадцатилетней давности. И чем скорее, тем лучше. Завтра пятница, потом выходные. В субботу с утра и поеду. Но для начала следует купить карту Подмосковья и найти эту деревню.

Я вскочила с дивана. И тихонько, стараясь не привлекать внимание матери, вышла из дома. В ближайшем киоске я купила карту. Продавщица с волосами, выкрашенными в ярко-рыжий цвет, сняла карту с витрины и протянула мне.

— Пятьдесят рублей, — сказала она хриплым голосом.

Я отсчитала деньги и подала в окошко.

Дома я разложила карту на Никиной кровати и стала ее внимательно изучать. Результаты были неутешительными. Деревень и поселков с таким названием в окрестностях Москвы я насчитала около пяти. В каком же из них проживала Нина Григорьева? Я свернула карту и пошла на кухню. Мать по-прежнему сидела на табуретке. Я постаралась придать себе беспечный вид.