Книга Путешествие на восток - Кирилл Клеванский

Но я был бы не я, если бы не угодил в какую-нибудь беду. Как только равновесие было восстановлено, я смахнул пот со лба и сделал шаг вперед, абсолютно не подозревая, что впереди меня, за зарослями какого-то куста, нет земли, один лишь обрыв. Вы помните то самое ощущение, когда, шагнув, не ощутили под ногой ступеньки? Так вот у меня было то же самое, но раз в сто сильнее.

Сперва я полетел, проклиная всех и вся, потом больно ударился о землю и покатился под откос. Корни били по ребрам, словно кулаки заправского вышибалы. Лицо хлестала трава, будто палач проходился по мне смоченными в соляном растворе розгами. Редкие камни отзывались тяжелыми ударами булавы. Когда же падение было остановлено ударом о растущее дерево, я прохрипел и открыл глаза. Все вокруг медленно крутилось, приходя в норму. А секунду спустя раздался свист, и в то самое дерево всего в миллиметре над моим носом воткнулась старшая сабля. Она задрожала, а потом замерла. Сквозь прорези гарды я увидел голубое небо. Боги, в этот момент я как никогда остро почувствовал всю радость жизни.

Кряхтя и стеная, кое-как поднялся на ноги, держась за ноющую спину, с усилием вытянул клинок из разбухшего от дождей дерева и огляделся. Я находился в какой-то крупной низине, а склон, на котором отчетливо прослеживалась примятая дорожка, уходил на десятки метров вверх. И если бы не густая трава и те самые корни, быть бы мне переломанным. А так на разорванной рубахе (горит на мне одежка в последнее время) виднеются кровавые разводы, хорошо хоть штаны чудом уцелели. Подобрав приземлившуюся рядом шляпу, я нацепил ее, провел двумя пальцами по полям и подмигнул своему отражению в сабле.

Уже собравшись подняться по склону и возвращаться в лагерь, я вдруг услышал шепот. Не очень явственный, а несколько таинственный и далекий. В общем, нехороший такой шепот. Но природное любопытство пересилило беспокойство, и я обернулся. После чего замер на пару секунд. И как я сразу не заметил это строение? Как вообще кто-то мог не заметить зиккурат высотой с семиэтажный дом? А это был именно зиккурат.

Такое впечатление, что на этом острове высадились члены племени майя, построили башенку и упорхнули обратно. Те же ярко выраженные ступени по четырем сторонам, та же уровневая, будто наслоенная, архитектура. Самый обычный храм на вершине, больше смахивающий на сарай, разве что каменный и со странной статуей у входа. Вся моя внутренняя суть молила о возвращении обратно, она буквально жаждала свалить из этого места подальше. Но, отмахнувшись от нее, как от назойливой мухи, я сделал решительный шаг вперед, а за ним еще один и еще. Сам того не осознавая, я ступил на первую ступень. Под ногами сквозь плотную подошву ощущались трещины шириной с желудь. Такие могли появиться только после тысяч лет проливных дождей и бесконечных оползней.

Еще шаг — и треск сдвигаемой плиты. Казалось, что строение было древнее, чем дворец Сантоса, старейшее из зданий по эту сторону от Закатного архипелага. Воздух показался мне чуть тяжелее, солнце светило все ярче. И шаг за шагом я двигался к входу в древний храм. Может быть, здесь я найду какие-нибудь старые барельефы, сохранившие информацию о древней религии. Что-то мне подсказывало, что именно в религии я найду ответы как минимум на половину своих вопросов. Что же до другой… Что ж, бывает и такое, что на вопрос попросту нет ответа. Бывают такие вопросы, которые рождаются лишь затем, чтобы человек о них не забывал. Единственное, о чем я молю несуществующих богов, чтобы мне не попадались такие.

Храм оказался даже меньше, чем я предполагал изначально. С земли он казался размером с сарай, может, чуть больше, но сейчас… Если я смогу открыть двери, мне придется пригибаться, чтобы свободно в нем ходить. Впрочем, стоявшая рядом каменная фигура, некогда изображающая нечто, сейчас напоминала фигурный столб. И лишь в самом низу, у постамента, были видны отчетливые складки камня — видимо, роба — и пальцы скульптуры, на которых прочерчивались ремешки сандалий. Быть может, в древности здесь стоял каменный жрец, но века не пощадили его.

Я подошел к дверям поближе. Первое, что бросалось в глаза, — их матово-черный цвет. Сперва мне показалось, что это металл, но стоило мне коснуться их рукой, заходя под каменный навес, как я понял, что ошибался. Впрочем, у меня так и не осталось времени, чтобы разобраться в этом получше. Едва ладонь коснулась шершавой поверхности, как двери задрожали и на их поверхности стали проступать, выдавливаемые неизвестной силой, черточки и точки. Слишком, до ужаса, знакомые черточки и точки. Такие я видел почти полгода назад, копаясь в дневнике, оставленном мне Сонмаром.

И, как и тогда, во мраке библиотеки, стоило мне сконцентрировать на них внимание, как в голове стали всплывать образы и символы. Я не знал этого языка, но прекрасно его понимал.

— Прочти, — произнес я на каком-то странном, певучем языке, которого никогда доселе не слышал. — И проходи.

Тяжелые двери из неизвестного материала распахнулись, выпуская облако пыли. От немедленного удушья меня спасла повязка, которая чудом не слетела с лица. Но еще большее удивление было вызвано тем, что внутри храма вдруг зажглись факелы. Да-да, самые настоящие факелы. Я мигом узнал палку, обмотанную смоченной в смоле тряпкой. Но вот что примечательно: в этом квадратном небольшом помещении не было абсолютно ничего. Лишь четыре горелки по углам, еле-еле разгонявшие плотный мрак. Интуиция по-прежнему умоляла меня о скорейшем возвращении, но я все равно сделал шаг вперед.

В ту же секунду меня закружил ворох золотых и зеленых огней. Я будто оказался в центре торнадо из красок, а когда все спало, то была лишь тьма и удушье затхлого воздуха. Легкие сперло, и я зашелся в приступе режущего, скребущего гортань кашля. Но все прошло. Мгновение — и я стою, а вокруг лишь мерное сияние, какое бывает, если зайти в пещеру с проточной водой, освещенную светом водной глади. Мерное, плавное синеватое свечение шло от кристаллов, росших в этой пещере. Эти кристаллы уходили под верхний свод сего зиккурата. Я сделал пару шагов, и каждый отзывался гулким эхом, отражающимся от кристаллов и заставляющим их светить ярче. А по ногам в такт шагам вздымались облачка пыли, по самое колено. И лишь вдалеке маячила свободная от синевы стена. К ней я и двигался, полагаясь на свое чутье. Происходящее было настолько сюрреалистично, что мозг отказывался осознавать что-либо, творившееся вокруг. И чем ближе я подходил, тем быстрее билось сердце. Там, на стене, была фреска. Краски уже поблекли, но все же нарисованное еще можно было разобрать. И я разобрал.

В нижней части был изображен какой-то мужчина, на его глазах виднелась повязка, в одной руке он держал посох, а в другой — книгу. Посохом он рисовал в воздухе странный символ, а над книгой парил тот самый кристалл, который я имею счастье лицезреть в неограниченном количестве. Перед магом — а в том, что это маг, сомнений не возникало — находилось нечто. Краска слишком сильно выцвела в этом месте, так что я различил лишь черное пятно извращенно-гуманоидной формы. От этого пятна, казалось, тянулись синие нити, но было слишком сложно различить что-либо, и я решил, что это просто вековая истертость.

Я двинулся дальше, фреска все тянулась, мелькали смутные, размытые изображения все того же волшебника, которого я отличал по повязке на глазах. Почему-то мне чудилось, что я о нем уже что-то слышал не так давно. Но в один прекрасный миг все мысли улетучились со скоростью испаряющегося эфира. Дыхание сперло, сердце заметалось так быстро, что невозможно было отличить один удар от другого, отчего казалось, что оно замерло.