Книга Грешная тайна - Эмма Уайлдс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос был задан, но Лоренсу ужасно не хотелось на него отвечать. Он, разумеется, понимал, что ответить придется, но все же для начала спросил:
— А как ей удалось уговорить вас не сажать ее в тюрьму?
Маркиз с готовностью ответил:
— Я не посадил ее за решетку, потому что она дала мне ценную информацию о Роже.
— Не такую уж ценную. Она сообщила, что он в Англии, точнее — в Лондоне. Кроме этого, она ничего вам не сказала.
— Нет, она сказала также о том, что на самом деле Роже — англичанин, хотя все называют его французом.
Лоренс кивнул. Да, он знал, что Элис Стюарт об этом сказала. Но она категорически отказалась называть его настоящее имя — даже под угрозой тюрьмы и виселицы.
Пожав плечами, Лоренс заметил:
— Но она ведь не назвала его имя. Так что не очень-то она вам и помогла, милорд.
— Сомневаюсь, что она знала его настоящее имя, — в задумчивости проговорил маркиз. — Поэтому я и решил ее отпустить.
— Я бы заставила ее сказать гораздо больше, — заявила Антония. — Вы, мужчины, слишком мягкосердечны, когда вам приходится иметь дело с женщинами. Клянусь, я узнала бы абсолютно все, если бы ее оставили наедине со мной хотя бы на несколько минут.
— Что ж, возможно, — кивнул маркиз, и в голосе его звучало веселье. — Но я не видел необходимости быть таким кровожадным. К тому же пытки не входят в мои обычные методы. А она говорила, что очень хочет покинуть Англию. Итак, Лоренс, могу я повторить свой вопрос: почему ты позволил ей сесть на корабль, отплывающий во Францию? Ведь мы же решили, что она отправится именно в Индию.
Лоренс снова пожал плечами:
— Женские слезы порой очень трудно выносить. А эта женщина… Она рыдала и говорила, что приходит в отчаяние при одной мысли об Индии. В общем, я ее пожалел. В конце концов, большую часть войны она провела во Франции. И откуда мне было знать, что она захочет вернуться? Более того, я был уверен, что она никогда не вернется.
— Значит, рыдала? — Антония презрительно фыркнула. — А вот я никогда не плачу.
Она налила себе в бокал кларета — рубиновый цвет вина в точности совпадал с цветом ее платья — и поднесла бокал к губам. Сделав глоток, добавила:
— Да-да, не плачу, ивы оба это прекрасно знаете.
Лоренс невольно улыбнулся:
— А зачем вам плакать, миледи? Вы и без слез можете добиться всего, чего пожелаете.
Но Лоренс знал, что Антония солгала. Несколько раз он слышал, как она плакала ночью. Плакала очень тихо, но в плаче ее было столько горя, отчаяния, что даже страшно становилось. Ему ужасно хотелось зайти к ней и крепко обнять, успокоить, но он сдерживался, потому что знал: Антония не хотела, чтобы он видел ее слезы.
Он бы умер, чтобы защитить ее. И если бы это было возможно, то с радостью умер бы, чтобы изменить ее прошлое. Увы, прошлое не изменишь. Поэтому он мог предложить ей только будущее.
Но согласится ли она хотя бы подумать об их будущем? Согласится ли подумать теперь, узнав, что из-за него ее драгоценный Лонгхейвен подвергается опасности. Разумеется, он сделал это не умышленно. Ему даже в голову не приходило, что Элис Стюарт когда-нибудь снова ступит на английскую землю.
— Ты знаешь, где ее искать? — спросил маркиз. — Если, конечно, допустить что Элис Стюарт сейчас здесь, в Англии…
— Нет, не знаю, — ответил Лоренс и тут же добавил: — Но я имею кое-какой опыт общения с этой дамой, поэтому могу предположить, откуда следует начать поиски.
— Откуда же?
— Где сейчас ваша жена?
Ни разу в жизни Лоренс не видел, чтобы Лонгхейвен как-либо выдавал свои чувства — в любой ситуации маркиз был абсолютно спокоен и невозмутим, — но сейчас, он мог поклясться, тот вздрогнул и немного побледнел.
— Она приняла приглашение на традиционный осенний бал у Марстонов. Мои родители тоже туда отправятся, и их будет сопровождать Фицхью. Я обещал, что присоединюсь к ним попозже. А завтра я отправляю ее в наше поместье в Кент. Там она пробудет до тех пор, пока все это не закончится. И я уверен, что в поместье она будет в полной безопасности.
Лоренс медленно покачал головой:
— Нет, милорд, ошибаетесь. Такого понятия как «безопасность», просто не существует, и мне казалось, вам это известно.
* * *
Когда они уезжали, малышка Хлоя сладко спала, но Джулианна, не удержавшись, зашла на цыпочках в комнату, чтобы коснуться ее растрепанных кудрей. Няня, уже одетая ко сну и что-то шившая у камина, взглянула на нее и улыбнулась. Для детской можно было выбирать из нескольких комнат, и Джулианна выбрала для Хлои ту, окна которой выходили в сад — по утрам здесь было солнечно, — а на стенах висели пейзажи с пушистыми вислоухими кроликами и резвящимися на зеленых лугах овечками. Впервые оказавшись в этой комнате, Хлоя долго смотрела на картинки с восторженной сосредоточенностью. Потом, взглянув на Джулианну, радостно улыбнулась.
Но, как всегда, промолчала.
Герцогиня уже высказала опасение, что девочка, возможно, немая, но Джулианна так не считала. Она подозревала, что это молчание— от робости и от той нелегкой жизни, что выпала на долю бедной малышки. И она очень надеялась, что любовь, тепло и безопасность повлияют на девочку самым благотворным образом и она наконец заговорит.
А тогда, увидев радостную детскую улыбку, она почувствовала, как у нее перехватило горло.
— Если вам покажется, что она нервничает, — прошептала Джулианна няньке, — можете принести ее в мою комнату. Там ей будет спокойнее. Но мы не будем задерживаться допоздна.
— Не беспокойтесь, миледи, — ответила Брин. — С малышкой все будет в порядке. Я останусь спать здесь, в этой комнате. Мы с девочкой прекрасно поладили. Так что не волнуйтесь и поезжайте на бал.
— Спасибо, Брин.
Джулианна улыбнулась девушке.
«Рутгерс, как всегда, прекрасно справился с заданием», — подумала Джулианна, выходя из комнаты.
Дворецкий нашел замечательную няню, и она полагала, что Брин вполне могла бы остаться на этой должности постоянно. Так что вроде бы все складывалось наилучшим образом. Вот только… Джулианна по-прежнему не знала планов Майкла, и это немного беспокоило. Конечно, она была не против уехать из Лондона до тех пор, пока не уладится дело с Ли. Но странные события последних дней ужасно волновали ее и не давали покоя. Джулианна то и дело вспоминала, как Майкл поцеловал ее после того, как она сказала, что любит его. Поцелуй этот нисколько не походил на прежние поцелуи. Да, он был такой же страстный и такой же искусный, но в нем было и что-то еще — что-то такое, от чего сердце радостно подпрыгивало в груди и хотелось петь и кричать от восторга.
— Вы выглядите замечательно, моя дорогая.
Герцог улыбнулся ей, когда она вошла в нижний холл.