Книга Схолариум - Клаудия Грос

— Обман зрения, — пробормотал Брозиус. — К нему мы еще вернемся, когда всех совокупных сил нашего духа окажется недостаточно для объяснения мира. Там, откуда я родом, в маленькой альпийской деревушке, люди верят в Белую Женщину и в духов, прячущихся в горах. Эти духи бывают добрыми и злыми, как и сами горы, в которых они живут.

Ломбарди кивнул. Да, и там, откуда родом он сам, а это не очень далеко от родины Брозиуса, живут всесильные духи. Альпы буквально кишат гномами, троллями, феями, нимфами, колдунами, белыми и черными предводительницами ведьм, обитающими в воздухе, на доступной человеческому взгляду высоте.

— Видения, — сказал он презрительно.

Брозиус улыбнулся:

— Да, видения. Ничего кроме видений, но у нас для познания мира всего три возможности: дух, создающий себя из себя же, наблюдение за природой, как учит Бэкон, и в последнюю очередь мифы. Иногда я не знаю, что из них ближе к истине, если, конечно, таковая существует…

Они поднялись и вместе отправились на молитву.

Ночью он услышал, что кто-то скребется в зарешеченное окно. Заспанными глазами он уставился в темноту и прислушался. Кто-то его опередил, спасибо ему. Ради этой женщины он чуть было не поставил на карту свою жизнь — почему? Только чтобы наконец поразвлечься с ней в постели? Во имя часа наслаждений, которые он может получить где угодно? Нет, за этим скрывается нечто большее, но, сколько бы он ни думал, другого объяснения не находил. Что он почувствует, как только удовлетворит свое желание? Неужели его сердце снова заполнит смертельная тоска? Женщины всегда интересовали его только до тех пор, пока он не получал желаемое. Никогда ему не приходила в голову мысль ждать от них большего, чем плотские утехи. Но с Софи ему хотелось разговаривать, он мог бы дискутировать с ней целыми ночами. А теперь появился другой, и этот другой ведет с ней беседы. В окно снова тихо поскреблись. Он встал и попытался что-нибудь разглядеть в темноте. Неужели пролетавшая мимо ведьма постучалась к нему? По спине потек горячий щекочущий пот. За стеклом не было ничего кроме ветра, со свистом облетающего схолариум.

У всех кёльнцев на устах было одно и то же. Наконец-то появилась по-настоящему пугающая тема, которую можно обсудить с соседкой, услышавшей от кого-то что-то еще, а тот, в свою очередь, узнал и другую любопытную подробность. Если господа теологи рассуждают об ангелах, тогда не исключено и существование женщины, освободившейся за счет волшебной силы. Любое понятие должно один раз получить свой образ, неважно какой и из каких источников, и тогда его можно лицезреть. Да, это дошло даже до самых тупых из горожан. Бога ведь тоже никто не видел, и все-таки он существует. Ангелов никто не видел, и все-таки они существуют. Дьявола тоже, наверное, не видел никто, но любому известно, что он имеет обыкновение принимать различные образы. Он может вселиться в кого угодно, даже в человека, и свести его с ума или превратить в шута. А вот в Папе заключена частичка божественного дыхания! То, что имеет имя, должно существовать. Точка. Все остальное нелогично. В магов и дьявола, в демонов и драконов они верили так же, как в Страшный суд, а ведь на нем, в конце концов, тоже пока еще никто из них не побывал.

Брызги попадали Штайнеру на лицо. Он выбрал себе самое неудобное место на корабле. Волосы намокли, плащ отсырел. Погода была подходящая для прогулки, холодная, зато ясная. Под бледно-голубым небом по берегам раскинулись поля и деревеньки. Картина наводила на определенные мысли. Штайнер развернулся и принялся искать глазами бакалавра. Ганс фон Штехемессер был восходящей звездой кёльнского университета; считалось, что однажды он достигнет больших высот. Но в данный момент у Штехемессера были другие заботы, не связанные с карьерой: свесив голову через борт, он прочищал свой желудок, недостаточно крепкий для такой качки. Когда первые спазмы прошли, бакалавр выпрямился и повернул голову к Штайнеру.

— Мне очень жаль, но речные путешествия еще никогда меня не…

Штайнер улыбнулся:

— Может быть, вам спуститься вниз?

Штехемессер махнул рукой. Каюты меньше мышиных нор, а скрип корабельного остова выводит его из себя. Уж лучше смотреть вдаль, подставляя лицо брызгам. Можно видеть проплывающие мимо замки, возвышающиеся на покрытых нежной зеленью холмах. Прежде чем они почувствуют под ногами твердую почву, пройдет добрых два часа, а за это время его желудок еще раз сто перевернется, словно крылья ветряной мельницы. Во время их краткого путешествия по реке ему мало что доведется увидеть собственными глазами.

— Вы знаете, что в городе ни о чем другом не говорят? — спросил он Штайнера и посмотрел на корабельщиков, которые перекидывали через релинг тяжелые тросы.

— Да. Они уже сейчас считают ее ведьмой только потому, что она исчезла. Шельма тот, кто позволил ей бежать.

— Значит, вы не верите в эту чушь насчет колдовства?

— Нет, конечно не верю. Но вам же знаком принцип…

— Безусловно.

Штехемессер попытался сосредоточиться на разговоре. Но желудок бунтовал. Он плотно сжал губы.

— Если следовать логике, то правы те, кто утверждает, что каждому понятию соответствует некий образ, — сказал он наконец, стараясь сдержать тошноту.

— Это всё игры, — презрительно возразил Штайнер. — Игры в слова, в идеи. За ними ничего не стоит. Изобрести новое слово, составить его из уже имеющихся понятий. Что было раньше? Вещь или ее имя?

— Вещь, — удивленно ответил Штехемессер. — Бог создал мир, то есть вещи. И только потом человека. Так как же имя могло появиться раньше?

— В начале было Слово, — пробормотал Штайнер, — а не вещь.

Штехемессер постарался отвлечься от своего состояния, сочиняя слова. Свечеконь. Маслодрево. Куротуч. Уткоангел. Кто такой уткоангел? Где он живет?

Еще до Нессе он успел сочинить пятьдесят таких слов, одно абсурднее другого. Зато сие странное творчество помогало утихомирить желудок. Да, в определенной степени он держал его в узде, подпитывая новой пищей из составленных им бессмысленных слов. Кораблерусло. Бузиноволос. Мышекус.

— Вам плохо? — забеспокоился Штайнер, потому что коллега уж больно по-идиотски таращился на воду.

— Вы хоть раз в жизни видели уткоангела?

Штайнер открыл рот:

— А это что такое?

— Он должен существовать, ведь я придумал для него имя. Может быть, это ангел, имеющий форму утки, вы как считаете?

Штайнер встал и отравился к капитану за бутылкой вина: может быть, качественный выдержанный напиток поможет избавить Штехемессера от наваждения.

— Кто был заинтересован в том, чтобы освободить девушку? — пробормотал Штайнер, вернувшись.

Штехемессер открыл бутылку и сделал изрядный глоток.

— Да, кто? — спросил, ухмыляясь, бакалавр. — Если серьезно, то мне в голову не приходит ни один кандидат, разве что у нее был любовник.