Книга Афинский яд - Маргарет Дуди

— Прошу тебя, о Стефан, — произнес он вместо приветствия, — скажи, ты виделся с Эргоклом?

— У меня нет ни малейшей причины искать встреч с Эргоклом. Я видел его на Агоре, возле памятника Героям, когда Критон зачитывал новое обвинение против тебя.

— Да, ужасно. Ужасно! Если все ополчатся на нас, мы погибли. Ибо как доказать, что ты чего-то не делал? Как нам доказать? Мы не в силах доказать, что не похищали мальчика, и уж тем более не убивали его! — Он содрогнулся. — Я должен разыскать Эргокла. Его никто не видел, с тех пор как… как Критон выступил на Агоре. Гермия убеждена, что, когда Эргокл говорил с ней, в его словах таилась угроза: он намекал, что она избавилась от мальчика и должна заплатить, если хочет, чтобы он молчал. Когда Эргокл рядом, это невыносимо, но еще хуже, когда его долго нет. Необходимо выяснить, чем он сейчас занимается. Правда ли он нас подозревает или просто хочет вытянуть деньги?

— Решив подкупить Эргокла, вы совершили бы непоправимую ошибку.

— Но если Эргокл подумает, что с нами можно договориться, то, возможно, перестанет столь рьяно поддерживать Критона, пусть даже и встал на его сторону. Может, таким образом он лишь пытается нас припугнуть? А вдруг ему известно, где Клеофон?

— Я не могу тебе помочь, — мягко ответил я, положив руку на плечо старика. — По крайней мере, сейчас у меня есть дела, и я не могу заниматься поисками Эргокла. Я обязательно скажу, если увижу его. И надеюсь сделать кое-что для тебя, можешь быть уверен.

И я ненавязчиво отодвинул Фанодема от двери. Если бы только я мог сказать ему, что нашел Клеофона — живого.

Я быстро проделал привычный путь в Ликей и поведал Аристотелю о своих открытиях. Вскоре после исчезновения Клеофона в доме Манто нашел временное пристанище некий учтивый мальчик. Я не собирался докучать Аристотелю детальным описанием всех подробностей моего визита в бордель, но счел нужным упомянуть тревогу Фанодема. И вдруг, уже в самом конце, меня осенило:

— Аристотель, кто такая Ликена?

— А почему ты о ней заговорил?

— Я просто вспомнил, что, когда пытался разузнать, не может ли Клеофон прятаться у Манто, — не сегодня, а в прошлый раз, — то встретил Мариллу. И она сказала, что, если Манто снова понадобится кастрюля, пусть, мол, идет к Ликене. И я вдруг подумал: есть некая Ликена, которая связана и с той, и с другой семьей, а мы так и не выяснили, кто она. Марилла, помнится, сказала, что Ликена — любовница Филина. Мы только слышали о ней, но ни разу не видели.

— Может, следует пустить по ее следу ищейку Архия?

— Думаю, он все еще занят поисками Клеофона.

И я рассказал, что видел переодетого Архия, что, оказывается, «Артимм», которого искала малышка Харита, — это старый фригиец, бывший привратник Ортобула, и что, по мнению Архия, он мог быть причастен к исчезновению Клеофона.

— Предоставим Архию следовать в этом направлении, — молвил Аристотель. — Я же следовал в своем и хочу показать тебе что-то важное!

Он вскочил со свойственной ему порывистостью, взглянул на меня сияющими глазами и театральным жестом указал на какой-то завернутый в ткань предмет, который стоял в углу андрона.

— Я послал за ним одного ученого, — пояснил Аристотель, все еще глядя на таинственную вещь. — Феофраст упорно не желает интересоваться подобными вещами, так что пришлось дать указания Гиппарху Аргосскому.

— Ах, да. Гиппарх. Серьезный юноша, похожий на лошадь. — Гиппарх с его тихим, монотонным голосом и кроткими манерами прекрасно подходил для деликатных поручений. Вероятность, что он привлечет чье-либо внимание, равнялась нулю. — Но что он должен был искать?

— Пропавшую статую, разумеется! Ту, которая раньше украшала андрон Ортобула. Полагаю, эту скульптуру — назовем ее «первая статуя» — убрали в тот вечер, когда погиб Ортобул. Сперва ее вынули из ниши, уложили на кушетку и накрыли одеялом. Затем некто, прячущийся во мраке комнаты, стал шептать, подражая сонному голосу Ортобула. Но какая же судьба постигла первую статую? Я предположил, что ее повредили, возможно, когда второпях переносили с кушетки на прежнее место. Если моя догадка верна, подумал я, заговорщики могли просто выбросить пострадавшую статую. И заменить ее первой попавшейся, чтобы временно скрыть пропажу.

Я обдумал услышанное.

— Ты говоришь, «заговорщики». Убийцы. Лишь они могли знать, что очень скоро дом погрузится в траур, и всем будет не до статуй. А потом они поставили в нишу мраморных нимф, которые не подошли по размеру, и Критон, а может, еще кто-то, велел убрать их оттуда.

— Да. Хотя вовсе не обязательно, что мраморных нимф в нишу поставили заговорщики.

— Они могли свалить пропажу статуи на похороны. Когда множество людей приходит в дом, чтобы подготовить покойного к погребению и проводить его в последний путь, ценные вещи могут и пропасть. И потом, в последнее время в Афинах участились кражи.

— Верно. Но от статуи не так-то легко избавиться, это ведь не чашка. Это вещь не только дорогая, но и тяжелая. Первая статуя должна быть в списке имущества, но мы забываем, что два хозяйства только-только объединили. А потому, заговорщики знали наверняка, что мальчики не хватятся вещей, которые редко попадались им на глаза. Исчезнувшая статуя, скорее всего, принадлежала Эпихару, а не Ортобулу. Эпихару, который был не только богаче, но обладал более изысканным вкусом — или стремился это показать. Подумав, ты поймешь, что эта статуя вряд ли мраморная.

— Да, мраморная — вряд ли, а вот бронзовая — очень может быть, — вслух размышлял я. — Бронзовые статуи чаще всего не цельные, а полые внутри. Мраморные, напротив, цельные и очень тяжелые. Крупную мраморную статую не под силу сдвинуть с места и двоим, не то, что одному. А эта должна быть если не в полный рост, то хотя бы относительно большой, раз с ее помощью изображали живого человека.

— Хорошо. Что еще ты можешь сказать о ней?

— Это, должно быть, статуя мужчины… какого-то бога? Вряд ли Посейдон, в жилом-то доме, и Зевс — тоже чересчур. Статуи Пана обычно маленькие…

— Мужчину, Стефан, вовсе не обязательно «изображать» с помощью статуи мужчины. Это не должна быть обнаженная фигура, ибо ее все равно укрыли одеялом. Маленькая Харита и тут предоставила нам ценные сведения. «Вам нужна папина дочь». Помнишь, она говорила нечто подобное, когда мы впервые пришли в дом Ортобула и разыграли довольно неуклюжее представление. А в прошлый раз она сказала что-то вроде: «Я хочу (вернее, кукла хочет) остаться и поискать дочь».

Аристотель сорвал ткань с предмета, стоящего в углу.

— Перед тобой госпожа Дочь! Кора Эпихара, папина Дочь! — провозгласил он.

Да, передо мной стоял бронзовый образ Персефоны, славной дочери Деметры. Коры, Девы, Дочери. Младшей половинки великой Пары: Матери и Дочери, Деметры и Персефоны. Это была красивая, старинная статуя, с чудесными формами и гладким зеленоватым телом, которое, однако, сильно пострадало: правая рука оторвалась, и на том месте, где она входила в плечо, бронза сияла, как новая. Пальцы на правой ноге отсутствовали, а на щеке красовалась здоровенная вмятина.