Книга Десять басен смерти - Арно Делаланд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь пол устилали самые разнообразные эскизы, чертежи и наброски. Проект вечного двигателя был разорван в клочки. Повсюду валялись зубчатые колеса. Лежали груды папок, из которых вываливались веленевые листы. Люстра была разбита, свечи опрокинуты. С минуты на минуту мог начаться пожар. И повсюду стоял запах, который Пьетро мог различить среди тысяч других.
Запах крови.
Из глубины комнаты донесся стон.
Он бросился вперед, опрокинув преграждавшую ему путь школьную парту. Листы бумаги порхали в луче света. Бледная рука тянулась вверх, как будто из могильных глубин. Она вздымалась, заклиная, пальцы были сложены как будто в предупреждении. Бедный Августин Марьянн был погребен под собственными папками. Изо рта у него вытекала струйка крови; он старался выплюнуть листы, покрытые описаниями несуразных открытий, с помощью которых его пытались задушить. На них можно было угадать наброски, обещающие миллион чудес, от волшебных сапог до беспрестанного движения. Его опухшее лицо в кровоподтеках было неузнаваемо. Рядом валялись его разбитые очки.
– Августин! – воскликнул Виравольта, склоняясь над ним. Он вытащил у него изо рта скомканный лист; Августин хрипел и харкал кровью.
Наш Августин уже старик,
И смерть за ним пришла!
И за страною нашей,
Виравольта, придет она.
Ну а пока, будь так любезен
И разыграй теперь со мной
Последнюю из наших басен.
Меж мною это дело и тобой.
Лев состарившийся
Книга III, басня 14
Могучий Лев, гроза лесов, постигнут старостью.
Лишился силы. Нет крепости в когтях, нет острых тех зубов,
Чем наводил он ужас на врагов.
И самого едва таскают ноги хилы.
А что всего больней —
Не только он теперь не страшен для зверей,
Но всяк за старые обиды Льва в отмщенье
Наперерыв ему наносит оскорбленья.
То гордый конь его копытом крепким бьет,
То зубом волк рванет, то острым рогом вол боднет.
Лев бедный в горе столь великом,
Сжав сердце, терпит все и ждет кончины злой,
Лишь изъявляя ропот свой глухим и томным рыком.
Как видит, что осел туда ж, на ту же грудь
Сбирается его лягнуть и смотрит место лишь,
Где б было побольнее,
«О боги, – возопил, стеная, Лев тогда, – чтоб не дожить до этого стыда,
Пошлите лучше мне один конец скорее.
Как смерть моя ни зла,
Все легче, чем терпеть обиды от осла».[48]
Б.
– Августин… Что произошло?
Глаза Августина начинали стекленеть. Как утопающий, он схватил Пьетро за руку.
– Я… Я не знаю его имени… Он пришел… от Сапфир… Ему нужны были… планы…
– Планы? Какие планы?
Марьянн опять харкнул кровью. Его взгляд затуманился. По его лицу было видно, что он испытывает острую боль, но при этом пытается собрать последние силы.
– Формула греческого огня… Баснописец получил ее через Сапфир… Он ее скопировал… Это моя вина, Виравольта… Ох, простите меня… Я ей дал ее! Формулу Дюпре… Они меня шантажировали… Я ее уничтожил… Но у него… У него она осталась! У него последний лист, Виравольта!
– А другие планы? – спросил Пьетро. – Что они означают?
Августин дрожащим пальцем указал на рулон бумаги, брошенный рядом с ним.
– Вот… Они… В… Виравольта… Не спускайте глаз с… мяса… Каликст…
– Что? Не спускать глаз с мяса? Каликст?
– Огонь… Он передается даже по воде… Он сделал из него оружие… Сегодня венгром!
– Что вы говорите? Августин, я ничего не понимаю!
Рука служащего Королевского ведомства еще сильнее сжала плечо Виравольты. Голова Августина мелко и ритмично затряслась, он больше не спускал с Виравольты глаз, как будто хотел приподняться. Потом он сделал глубокий выдох… и члены его отяжелели в руках Пьетро. Венецианец встал и провел рукой по лбу. Он посмотрел на рулон, на который указывал Августин. На нем была начерчена сеть из горизонтальных и вертикальных линий и геометрических форм, нанесенных по непонятному принципу.
Черная Орхидея скорчил гримасу.
Не спускайте глаз с мяса?
Королевские кухни, Лабиринт,
Большой канал и Рокайлевый боскет,
Павильон купальни Аполлона
Хотя солнце еще не зашло, все дворцовые службы работали без устали: в большой буфетной, как и во времена «короля-солнца», около трехсот человек были заняты приготовлением королевского ужина. В хлебной доставали приборы, хлеб и скатерти; служба виночерпиев, или «служба кубка», занималась водой и вином; на кухне готовились всевозможные блюда, во фруктохранилище – фрукты, свечи, канделябры и жирандоли; в каретных павильонах готовили поленья и уголь. Блюда несли к накрытым столам. Пьетро столкнулся с первым метрдотелем, оживленно отдававшим приказания своему помощнику, а тот хлопал в ладоши, управляя метрдотелями каждого отдельного участка; чуть дальше генеральный контролер трапез осуществлял последний подсчет провизии. Порядок был почти военный. Виравольта, не зная, где именно нанесет удар Баснописец, принял к сведению последние слова Августина Марьянна: он организовал наблюдение за «королевским мясом» – на самом деле речь шла о целом комплексе блюд, входивших в меню сегодняшнего вечера, Сначала из недр большой буфетной на свет явились многочисленные яства под разнообразными соусами. Под руководством первого метрдотеля их торжественно несли тридцать шесть официантов, впереди которых выступали двенадцать метрдотелей, вооруженных серебряными палочками.
Обычно мясные блюда покидали кухню, пересекали улицу и попадали во дворец как раз напротив большой буфетной затем они поднимались по лестнице и устремлялись по коридорам Версаля, пока не достигали королевского стола. Сегодня торжественная процессия углубилась в сады, и это необычайное шествие в конце концов прибыло к тому месту, где был сервирован ужин. Произошло еще одно отклонение от заведенного порядка: у выхода из большой буфетной Пьетро поставил группу дегустаторов. Эта вторая маленькая армия была выстроена, как на параде, и наряжена в красно-синие костюмы с белым поясом. Каждый из этих янычаров опускал палец, кусочек хлеба или ложку в разные проносимые перед ним блюда, дабы убедиться, что никакая зловредная рука не добавила в них капельку сильнодействующего яда. Пьетро попросил Сартина и все дворцовые службы охраны удвоить бдительность, раз Баснописец все еще был на свободе.
Венецианец подошел к первому метрдотелю.
– Вам есть о чем доложить?
Взъерошенный метрдотель снял передник, о который он только что вытер руки, и косо взглянул на Пьетро.