Книга Час бультерьера - Михаил Зайцев

Спустя примерно час с четвертью приближаюсь к поверхности достаточно для того, чтобы начать пятиться. Выползаю из могилы, подобно раку. Шум листьев – и пару миллиметров вверх, и сантиметр назад. Шумок затихает, и я замираю.

Так ли уж внимательно наблюдает враг за дальним от него, за моим краем поляны? Полноте! За чем, собственно, ему наблюдать? За муравьиной кучей? Он надеется более на слух, чем на зрение, он в радиоконтакте с наблюдателем за асфальтовой дорогой, его страхует товарищ, притаившийся в овраге. Вне всяких сомнений, он устал пялиться в окуляры прибора ночного видения. Он сейчас, как лягушка, которая среагирует только на резкое движение, на отчетливые изменения в ландшафте, на вновь появившийся объект. Я же двигаюсь плавно, в ритме шумов и собственного глубокого дыхания. Я выползаю из ямки, и ландшафт меняется, однако медленно-медленно, в том же темпе, как распускается цветок на рассвете, как поворачивается цветочная головка вслед за солнцем. Я выползаю, распластанный, слившийся с поверхностью и физически и метафизически. Процесс выползания-отползания отнимает у меня более трех часов, две трети короткой летней ночи.

И последний предсумрачный час я опять же ползу, но уже только назад. Проем пологой могилки пуст, ветерок усилился, я смещаюсь к стволам березок, за которыми шелестят плакучими ветками взрослые деревья. Мрак начинает сереть, и я, серый, заползаю, наконец-то, в березовый островок и получаю, хвала Буддам прошлого, возможность перемещаться быстрее.

Ползу сквозь березовый молодняк со скоростью сорок сантиметров в минуту, сорок пять, пятьдесят, метр, полтора, прячусь за ствол взрослого дерева, и можно вставать, можно отлепиться от почвы. Вставая, делаю шаг к следующему стволу. Колени держу сильно согнутыми, грудью касаюсь коленей. Еще один шаг, и колени разогнулись, спина выпрямилась. Шаг хромой ноги, и я готов к бесшумному бегу по пересеченной местности. С поляны, с места лежки врага меня теперь и ясным днем в бинокль не разглядишь. Бегу, выкладываюсь по максимуму, использую последние минуты ночной мглы.

Трубочку-фукия, дыхательно-плевательную, я оставил в массах прессованного пепла, едва мой нос оказался над поверхностью. Веревка с грузилом, мусибинава, по-прежнему в боевой готовности, намотанная на левую ладонь. Тяну воздух носом, выдыхаю сквозь неплотно сжатые губы. Язык прижат к верхнему нёбу. Глаза различают оттенки мрака. Ноги получили мысленный приказ не наступать на ломкие веточки. Бегу, мелко перебирая ногами, уклоняясь от взбаламученных ветерком листиков берез, потом ясеней, затем подныривая под еловые лапы, бегу к асфальтовой дороге, но не напрямик, все время забирая левее.

Я должен пересечь асфальтовую границу так, чтоб вражеский «пограничник» меня не засек. Прикидываю угол его обзора, взяв за точку отсчета главный объект его наблюдений, и делаю вывод – надобно выйти, выбежать к дороге как минимум в километре от перпендикуляра к дубу.

По черной саже неба время мазнуло мелом, поблекли россыпи звезд, побледнел серп луны. Я, хромой марафонец, добежал до чуждого лесу асфальта и не стал притормаживать, зачем? Чего я увижу, высунув голову из «зеленки»? Лишь искусственный монолит дороги да сизую дымку туманов.

Отталкиваюсь от поросшей травой земли, сильно наклоняюсь и пролетаю над убогой придорожной канавкой и приземляюсь сразу на три конечности, и очертания моего тела схожи со звериными. На всякий случай изображаю зверя с раненой правой, поджатой передней лапой, стрелой проношусь по асфальту и вновь оказываюсь в лесу, и опять становлюсь прямоходящим, и снова бегу, обгоняя утро.

Бегу по дуге, делаю крюк по лесу. Я хочу подобраться с тылу к нашему с Юликом тайнику. Не к тому схрону, где упокоилась моя повседневная одежда, а к тому, что в пятнадцати шагах за ним, к тайнику № 2.

Бегу и пытаюсь прикинуть, где же по эту сторону асфальта засел враг-наблюдатель. Сомневаюсь, что он спрятался прямо напротив объекта наблюдения, напротив березы-великанши о двух стволах. Напрягаю память и вспоминаю – далее вдоль дороги, с этого края, метрах в тридцати с гаком от березы-рубикона на том краю, имеет место быть изобилие огромных, прямо-таки фантастически огромных лопухов. Вспоминаю офигенную колонию охренительных лопухов и успокаиваю себя: в эпицентре событий, возле дуба, ОНИ выбрали наиболее комфортные места для засад, следовательно, и наблюдателя должны усадить в самое благоприятное природное укрытие. Сам собой напрашивается каламбур про лопуха в лопухах, но...

Но не стоит недооценивать врага. Интересующий меня тайник № 2 в двадцати пяти шагах, ежели стоишь строго напротив двуствольной великанши, повернувшись к ней, к березе-маяку, и к дороге спиной. Ежели встать на кромке асфальта таким образом, то лопухи и будут в тридцати с лишним метрах по правую руку. Спрашивается: на каком расстоянии от лопухов, то бишь от наблюдателя, у которого ушки на макушке, находится искомый тайник № 2?

Хрен знает! Короче, враг засел достаточно близко, и следует действовать тихо, как мышка.

А действовать предстоит много! Первое действо – подобраться к тайнику и не наступить на валежник. С этой, тыльной стороны, откуда я и приближаюсь к цели, трескучего валежника под ногами видимо-невидимо. Перехожу с бега на шаг, изображаю балерину на раскаленной сковородке. Скачу на пуантах с пенька на холмик, с холмика на пенек. Прискакал. Пуантам больно, зато тишина мертвая.

Тайник № 2 Юлик оборудовал по высшему разряду. Не в лом ему было раздобыть и привезти особенного сорта глину и пачкаться, размазывая ее по мшистым внутренностям ямы, в которой, согнувшись пополам, и я бы легко поместился, и уж для двух клеток с голубями там было из ряда вон просторно.

Яма, очевидно, образовалась после взрыва шального снаряда немецко-фашистских оккупантов. Годы сгладили ее края, тень способствовала росту мхов, глина закрыла доступ в яму опасных для голубей пресмыкающихся. Часть мхов со дна ямы Юлик педантично срезал для того, чтобы замаскировать воронку сверху. Он не только глину привез, он притащил с собой досочки, выпиленные по размеру. Доски прикрыли яму, мох лег на доски. В досках остались щели для доступа воздуха, мох замаскировал и эти щели тоже. Чтобы лисица, например, не учуяла птиц под мхом и досками, Юлик щедро окропил тайник чем-то пахучим. Не знаю, водятся ли окрест лисы, но вражью собаку это пахучее обмануло.

Приметы – трухлявый пенек и кривая рябина – воскресли в памяти точные координаты столь классно замаскированного тайника с голубями, что даже я на его поиски потратил лишних шесть минут. Опускаюсь на корточки между пеньком и рябинкой, протыкаю указательным пальцем мох, цепляю торец доски.

Голубки на месте. Ха! А где же им еще быть? Клетки надежные, зиндан на славу, не вырвешься. Да и нету у них особенной охоты вырываться, ибо есть у голубков чего поклевать и откуда попить. Однако томятся они здесь со вчерашнего утра, и одна из птиц совсем квелая. Правильно Юлик поступил – подстраховался, припас двух почтовых голубей. Один сомлел, а второй ничего, бодренький, он-то и принесет от меня послание.

На этапе планирования операции я было запротестовал: «На фига усложнять? На фига геморрой с голубями? Чай, в двадцать первом веке живем, рация куда надежней, чем птица». Но Юлик меня переубедил: «Сканеры для прослушки эфира стоят на Митинке пару сотен зеленых. Что мешает противнику лежать, ждать появления хромого Бультерьера и слушать между делом, на всякий пожарный случай, эфир?»