Книга Акула пера - Светлана Алешина

— Нобелевскую премию дали как приз? — ехидно уточнила Маринка.

— Нет, но почетную грамоту от Саратовского радиокомитета дали, — сказал Кряжимский. — Старичок-реквизитор, с которым я все это обсуждал, тоже участвовал в том спектакле. Эта грамота у него висит на стене его комнатушки.

— Премия радиокомитета! — сказала Маринка. — Ну, наверное, по тем временам это было круто. Хотя областной же был радиокомитет, а может, и городской! Что там крутого: туфта какая-то.

— Минутку, господа! — Я вздрогнула от своей мысли и повернулась вправо, чтобы иметь перед глазами и Маринку, и Сергея Ивановича. — Ведь это значит, что спектакль гоняли по радио!

— Да, было дело. Два раза, как говорит этот реквизитор, — подтвердил Сергей Иванович, — за все эти годы два раза. Весьма негусто.

— Классный был спектакль, как я понимаю, — оценила Маринка. — Классика. Целых два раза за двадцать пять лет! Это ж фурор, аншлаг! Почти мировое турне!

Я снова завела мотор и выехала со своей стоянки, решив, что майору я позвоню чуть позже. Мне срочно захотелось проверить одну свою мысль.

— Ты куда? — резко спросила меня Маринка.

— В радиокомитет! — ответила я. — Там наверняка сохранилась запись этого спектакля.

— Не факт, — сказала Маринка. — Сколько лет прошло.

— Не сохранилось, — ответил мне Сергей Иванович, — я уже все узнал от реквизитора.

Мне пришлось сразу же сбавить прыть.

— Обидно, — сказала я. — А он точно знает?

— Точно, точно, — ответил Кряжимский. — Запись была одна в архиве театра, и ее недавно взяли под расписку.

— И кто взял? Варвара-сука? — крикнула Маринка. — Я так и знала.

— Нет, не Варвара, а Аркадий, — сказал Сергей Иванович и снял свои очки.

Вот тут-то я и удивилась полученной информации.

— Все постепенно становится на свои места, — сказала я, снова доставая телефон. — Звоню своему орущему другу, и пусть узнает, чья эта машина. Она может оказаться и Аркадия.

— Откуда у педиатра такая машина? — недоверчиво спросила Маринка и тут же хлопнула себя по лбу. — Картины продал, машину купил! Все ясно!

— Сергей Иванович, — осторожно сказала я, — а что еще вы узнали? Может быть, сразу и расскажете?

— Ну, в общем, больше и ничего, — ответил Кряжимский. — Только то, что Элеонора Тихоновна была раньше замужем, до Траубе. Ее мужем был главный режиссер театра. Он потом эмигрировал и пропал где-то на широтах Нью-Йорка.

— Канул в Лету, — заметила Маринка. — Значит, талантливый был.

— Нет, слабовольный, — сказала я. — И что? Все?

— В общем, да, — Сергей Иванович закрыл свой блокнот и сказал последнюю фразу, но она прозвучала не тише первых: — От режиссера у нее был сын Петр.

Мы помолчали.

— Вот оно как, — протянула Маринка, — ну ясно теперь, почему старый абориген, то есть могиканин, то есть гениальный живописец, не так сильно расстроился после смерти Петра.

Я набрала номер телефона майора Здоренко. Разговор с ним происходил по привычному сценарию. Майор ругался, я его уговаривала, как торговка на базаре. Ласково, но настойчиво. Майор пообещал перезвонить.

— Ну тогда, господа, что же делать, — заметила я, — едем к Траубе. Я подозреваю, что поняла, каким образом Элеонора приходила к Федору Аполлинарьевичу.

— Да и я уже поняла, — сказала Маринка. — Аркадий включил запись, накинул на себя простыню и раскрывал рот. А старый дурак был без линз и поэтому ничего не понял. Идиоты!

Последнее замечание было адресовано неизвестно кому, и я не стала уточнять.

Мы поехали к Федору Аполлинарьевичу.

Доехали мы без происшествий, и нехороший «Фольксваген» нигде не мелькнул.

Маринка очень нервничала, когда выходила из машины, и беспокойно оглядывалась.

— У меня предчувствие, что случится какая-то гадость, — обрадовала она нас.

Я протянула руку к кнопке звонка и нажала на нее.

Нам никто не открыл, никто не вышел, но калитка была не заперта.

Переглянувшись, мы втроем робко вошли во двор и потопали по направлению к дому, постоянно оглядываясь в поисках хозяев или хотя бы кого-нибудь.

Как только мы подошли к дому, дверь его резко распахнулась, и из дома вышел Аркадий с большим чемоданом в руках. Выглядел он плохо. Знаете, как жалко бывает видеть взрослого мужика, когда понимаешь, что он только что плакал? Нет? Ну так мне стало жалко.

— Что случилось? — тихо спросила у него Маринка. — Федор Аполлинарьевич…

— Выгнал, — выдохнул Аркадий и судорожно вздохнул, — выгнал меня из дома и проклял. Совсем с ума сошел папа, а ведь я хотел как лучше. Не знаю, как это все получилось…

У Аркадия на плече висела сумка. Он поправил ее и, волоча чемодан, не оглядываясь, пошел к воротам.

— Да, бои местного значения продолжаются с переменным успехом, — пробормотала Маринка. — Еще и нас зацепит, пожалуй.

Мы пошли в дом и тут сразу же услыхали крики Федора Аполлинарьевича.

— Он просто кретин! — орал Федор Аполлинарьевич. — Это служит доказательством моей гениальности, потому что природа отдохнула на моем сыне, но не раздражать меня это не может!

— Папа, успокойся, пожалуйста, — терпеливо проговорила Варвара, и мы пошли на голоса и попали в знакомый нам кабинет.

На первом этаже никого не было. На лестнице, ведущей наверх, на верхней площадке сидел в кресле-качалке Федор Аполлинарьевич, и рядом с ним стояла Варвара.

— Здравствуйте, — поздоровалась я, войдя первой.

— Ого! Пресса! Ну какое у вас чутье на сенсации! — крикнул нам Федор Аполлинарьевич. — Но сенсации я вам не дам, однако поделиться есть чем! Представляете, что учудил мой придурок? Нет, вы можете себе это представить?! И все накануне моего юбилея, мать его за ногу и меня за нею следом!

Федор Аполлинарьевич так увлеченно махал руками, что кресло опасно закачалось, и Варваре пришлось его затормозить и даже немного отодвинуть назад.

— Не трогай меня, дщерь! — крикнул Траубе дочери. — Вот пусть Жанна д'Арк послушает. И ты, мадонна полей, тоже слушай! Что происходит, а? Все сошли с ума! Один я здесь самый нормальный, как самый распоследний дурак!

Федор Аполлинарьевич на секунду замолчал, собираясь с мыслями, и снова закричал:

— Сперва этот придурок решил приготовить фейерверк к моему праздничку. Приготовил! Ногу мне сломал, чуть не угробил насмерть! Потом — вы только представьте себе! — он в театре как-то там скоммуниздил запись голоса моей жены и начал гонять мне ее по ночам. Я-то думал, что у меня уже все: разжижение мозгов или просто привидения начали приходить! Но так как разжижение мозгов у меня будет только у самого последнего на этом комке грязи, мотающемся в космическом пространстве, как говно в проруби, то я и подумал, естественно, что это привидение. А тут приходит Варвара и говорит, что Аркашка-дурак спер запись! Я сразу все и вспомнил! Я же был на этом дурацком спектакле!