Книга Дело Джен, или Эйра немилосердия - Джаспер Ффорде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я такой же почитатель Бронте, как и все другие, Виктор. Что мне делать?
— Соглашайтесь на любые условия, держите наши действия в полной тайне от «Голиафа». И еще мне нужна рукопись.
Брэкстон сузил глаза:
— Какая рукопись?
Виктор протянул ему обрывок бумаги. Брэкстон прочел, и брови его полезли на лоб.
— Достану, — медленно сказал он, — даже если придется спереть ее самому.
По иронии судьбы без быстрого и жестокого подавления в 1839 году восстаний одновременно в Понтипуле, Кардиффе и Ньюпорте Уэльс вообще никогда не стал бы республикой. Под давлением влиятельных землевладельцев после массовых выступлений, вызванных убийством 236 безоружных валлийских женщин и мужчин, чартисты сумели заставить правительство начать реформу парламентской системы. На крыльях успеха, при поддержке многочисленных представителей в палатах Парламента, они после восьмимесячной «Великой стачки» 1847 года добились защиты валлийского местного права. В 1854 году под руководством Джона Фроста Уэльс провозгласил независимость. Англия, взвесив тяготы Крымской войны и волнения в Ирландии, сочла за благо не препятствовать агрессивному и крепко спаянному Уэльскому народному собранию. Переговоры прошли спокойно, и в следующем году состоялась передача власти одновременно с заключением Англо-Уэльского договора о ненападении.
Зефания Джонс.
Из книги «Уэльс: рождение Республики»
Когда в 1965 году закрыли англо-уэльскую границу, шоссе А4 от Чепстоу до Эбертоу стало «зеленым коридором», сквозь который пропускали только бизнесменов или водителей грузовиков, осуществлявших торговлю в городе или перевозку груза из доков. По обе стороны шоссе тянулась ограда из колючей проволоки, напоминавшая посетителям, что малейшее отклонение в сторону от указанного маршрута запрещено.
Эбертоу считался открытым городом — «зоной свободной торговли». Пошлины были невысокими, а торговые тарифы просто смешными. Мы с Безотказэном медленно пересекли городскую черту. Тянувшиеся вдоль побережья стеклянные небоскребы и отделения мировых банков были очевидным свидетельством в пользу философии свободной торговли. Впрочем, невзирая на огромные прибыли, валлийский народ относился к свободной торговле без всякого энтузиазма. Остальная территория Республики была куда менее открытой и куда более традиционной, а в местах проживания малых племен за последние сто лет вообще вряд ли что-нибудь изменилось.
— И что теперь? — спросил Безотказэн, когда мы припарковались перед зданием «Голиафовского» Первого национального банка.
Я похлопала по портфелю, который вручил мне Брэкстон накануне вечером. Он попросил, чтобы я использовала содержимое мудро. Судя по тому, как развивались события, это был наш последний шанс, прежде чем дело подгребет под себя «Голиаф».
— Найдем проводника в Мертир.
— Сдается мне, у тебя есть какой-то определенный план.
— Я не зря работала в Лондоне, Безотказэн. У меня в рукаве несколько козырей. Сюда.
Мы прошли мимо банка и свернули в боковую улочку, заполоненную множеством лавок и лавчонок. Здесь торговали банкнотами, монетами, медалями, золотом — и книгами. Мы долго протискивались мимо торговцев, которые разговаривали в основном по-валлийски, и остановились перед маленьким букинистическим магазинчиком, окно которого было завалено старинными сборниками забытой мудрости. Мы с Безотказэном беспокойно переглянулись. Глубоко вздохнув, я открыла дверь, и мы вошли.
Зазвенел маленький колокольчик, к нам вышел высокий мужчина. Он подозрительно смотрел сквозь щель между космами седых волос и очками в форме полумесяца, но, узнав меня, сразу заулыбался.
— Четвэр, сэрдэнько мое! — пробормотал он во время порывистого объятия. — Що тэбэ сюды прывэло? Нэвжэ ж ты прыйихала в мий Эбертавэй тилькы для того, щоб побачыты твого старого Дая?
— Мени потрибна допомога, Даю, — тихо сказала я. — Мени ще николы не була потрибна допомога так, як зараз.
Наверное, он следил за новостями, поскольку замолчал. Осторожно вынул раннее издание Р. С. Томаса из рук потенциального покупателя, сообщил, что пора закрываться, и выставил его из магазина прежде, чем тот успел хотя бы вякнуть.
— Это Безотказэн Прост, — сказала я, когда книготорговец закрывал дверь на задвижку. — Мой напарник. Если ты доверяешь мне, то и ему доверяй. Безотказэн, это Джонс-Манускрипт, мой валлийский агент.
— А! — сказал букинист, горячо пожимая руку Безотказэну. — Друзи Четвэр — цэ мои друзи. Ото Хельвин-Кныга, — добавил он, представляя свою помощницу, которая застенчиво улыбнулась.
— Отож, юна Четвэр, чым я можу тоби допомогты.
Я ответила не сразу.
— Нам надо попасть в Мертир-Тидвил…
Букинист разразился смехом.
— …сегодня вечером.
Он перестал смеяться, забыл про акцент и пошел в обход прилавка, по дороге рассеянно расставляя вещи по местам.
— Твоя слава бежит впереди тебя, Чет. Говорят, что ты ищешь «Джен Эйр». А еще говорят, что у тебя доброе сердце и что ты встречалась со злом — и осталась жива.
— А что еще говорят?
— Что в Долину вступила Тьма… — вмешалась Хельвин, прибавив в голос роковые нотки.
— Спасибо, Хельвин, — сказал Джонс. — Человек, которого ты ищешь…
— …и Ронда последние несколько недель покрыта мраком, — продолжала Хельвин, которая явно еще не закончила.
— Хватит, Хельвин, — более жестко одернул ее Джонс. — Ты не забыла, что надо отправить в Лландод несколько новых экземпляров «Холодного дома»?
Хельвин с обиженным видом вышла.
— А что… — начала было я.
— И молоко скисает в вымени у коров! — провыла Хельвин из-за шкафа. — И все компасы в Мертире взбесились!
— Не слушай ее, — извиняющимся тоном сказал Джонс. — Книжек обчиталась. Но как я могу тебе помочь? Я, старый букинист без связей?
— Старый букинист с валлийским гражданством и правом свободного перехода через границу, которому не нужны связи, чтобы попасть туда, куда мне надо.
— Хвылыночку, Четвэр, сэрдэнько! Ты хочешь, чтобы я отвез тебя в Мертир?
Я кивнула. Джонс был лучшим и единственным моим шансом, единым в двух лицах. Но ему мой план понравился вовсе не так сильно, как мне бы хотелось.
— А зачем мне это делать? — резко спросил он. — Знаешь, что бывает за контрабанду? Хочешь, чтобы твой старик окончил дни в Скокхольмской камере? Слишком много хочешь. Я чокнутый старик, но не дурак.
Этого я ожидала.
— Если поможешь нам, — начала я, зарывшись в портфель, — я отдам тебе… вот это.
Я положила на прилавок листок бумаги. Джонс коротко вздохнул и тяжело плюхнулся в кресло. Он с первого взгляда понял, что это такое.
