Книга Братья крови - Владислав Русанов

Меня просто распирало от злости. Обращаться с потомственным шляхтичем как с каким-то грязным холопом! Еще бы в людскую жить отправил… Но ничего не поделаешь. Снявши голову, по волосам не плачут. Знал, на что шел. И я решил во что бы то ни стало победить заносчивого принца.

Дни пролетали за днями. Вернее, одна ночь сменялась другой. Я упражнялся с мечом до одури. Загонял даже пана фон Раабе, по-прежнему наставлявшего меня.

Минул месяц, за ним второй, а потом и третий. К весне тысяча четыреста семьдесят седьмого года Чеслав так и не появился.

Я потребовал встречи с принцем.

И вот, сопровождаемый Ладвигом и Венцеславом, я вошел в тронный зал, в который раз повторяя про себя загодя подготовленную гневную речь, но, когда увидел сидящую рядом с Патриком Агнессу, язык мой прилип к гортани. Как же она была хороша в светло-голубом атласном платье, отделанном белым жемчугом, и в золотой, под цвет волос, сеточке на голове, покрытой россыпью сапфиров! Я замер, не в силах оторвать взгляд, и, сам того не ожидая, подтолкнул Патрика к решительным действиям.

Принц поднялся. Его глаза метали молнии, а щеки побелели от гнева.

– Я ждал довольно, – прерывающимся голосом произнес он, оглядев собравшихся вампиров. – В стремлении соблюсти древние традиции я терпел присутствие в моем городе одного из этих жалких…

Венцеслав звонко откашлялся. Патрик яростно зыркнул на него, но продолжал куда сдержаннее:

– Я позволил жить под моим кровом вампиру, которого желаю уничтожить. Я ждал явления второго, который не менее первого заслуживает наказания, но он не появился. Очевидно, струсил. А этого привезли силой…

Тут уж и я не выдержал:

– Я пришел сюда биться с тобой, пан Патрик, а не разговоры разговаривать! И жду уже три месяца, будто не поединка, а милостыни! И неизвестно еще, кто из нас струсил…

Эх как он вскинулся от моих обидных слов! Подался вперед, будто сейчас же вознамерился вцепиться мне в горло.

Пан Ладвиг, словно невзначай, переступив с ноги на ногу, шагнул вперед, оказавшись между нами. Венцеслав вновь закашлялся…

– Бой! И немедленно! – звонко выкрикнул принц. – Освободите место и принесите мечи.

Кровные братья, составлявшие свиту йоркширского властителя, забегали, как муравьи в хвойной куче, когда ее разворошит прохожий.

Я тем временам сбросил жак[98], закатал рукава рубахи и натянул, тщательно расправив все складки, кожаные перчатки.

– Ну ты и наговорил, – шепнул на ухо фон Раабе, вкладывая мне в ладонь рукоять бастарда. – Теперь тебе конец.

– Мне, хоть так, хоть так, конец, – зло отвечал я. – Хоть покуражился напоследок.

Взмахнув мечом несколько раз на пробу, я поднял клинок, салютуя противнику.

Принц, уже занявший позицию прямо напротив, не ответил. Ну конечно, станет высший вампир унижаться перед каждым птенцом, ищущим гибели.

Оружие Патрика показалось мне легче и короче приблизительно на ладонь. Хоть малое, да преимущество. Слишком иллюзорное, как я понял после первого же его выпада. Двигался англичанин стремительно и не собирался давать мне спуску.

Удар. Еще удар.

Чужой клинок метался, словно жало гадюки, отыскивая брешь в моей обороне. Но первую атаку я сдержал, хотя и отступил на пару шагов.

Разочарованный шепоток пополз по толпе за спиной. Собравшиеся рассчитывали увидеть быструю расправу и вернуться к своим делам. Как бы не так!

Кварта!

Терция!

Я попытался контратаковать из декстера, наискось в ребра, но Патрик парировал, с невиданной силой остановив мой клинок, и ответил прямым выпадом в голову. Только чудо помогло мне уклониться. Острие прошелестело в волоске от виска. А принц в один шаг сократил дистанцию и ударил меня коленом в живот.

Согнувшись от боли, я поднял меч над головой и не напрасно. От столкновения с чужой сталью кисти заныли, но мне удалось отскочить и двумя взмахами крест-накрест удержать противника на расстоянии, где длина клинка давала хоть какую-то надежду.

– Тебя хорошо учили, птенец, – прошипел Патрик сквозь стиснутые зубы. – Но это тебя не спасет.

Я не ответил. Берег дыхание.

Пускай я умру окончательно. На глазах у прекрасной дамы любой рыцарь погибнет с радостью и ни о чем не сожалея.

Вновь мы закружились по залу, выписывая узоры блестящими клинками. Меч принца, мелькая в отсветах факелов, превратился для меня в размытое багровое пятно. Парировал его удары лишь благодаря навыкам, полученным в бесчисленных уроках с паном Ладвигом. Но стоит его высочеству использовать незнакомый прием, и все…

Сосредоточившись на схватке, я не сразу уловил перемену в гуле толпы. Сквозь перезвон стали прорезались отчаянные выкрики и громкие команды, отдаваемые решительными голосами.

А потом сбоку вылетела мелкоячеистая сеть и опутала йоркширского принца. Точнее, опутала бы, если бы он не рассек ее на две неровные части. Одна из них полетела под ноги, а вторая обвилась вокруг обнаженного предплечья моего противника. Он зашипел от боли – в конский волос была вплетена тонкая серебряная нить, сиявшая неярким светом. Все что я успел сделать, не желая нечестной победы, так это развернуть клинок плашмя, ударив Патрика поперек груди.

Принц отлетел, но сумел сохранить равновесие, по-кошачьи вывернувшись и приземлившись на четвереньки. А за его спиной вдруг вырос широкоплечий монах в белом хабите доминиканцев, занося над головой вампира заостренное наподобие кола распятие.

Не раздумывая ни мгновения, я сделал длинный выпад. Острие клинка вошло монаху в рот, протыкая гортань и основание черепа. Он рухнул как сноп, захлебываясь собственной кровью.

И тут же увидел, как расплывшейся тенью Патрик прянул вперед, целясь мечом мне в живот. Уклониться я не успевал, не успевал даже прошептать приветствие Великой Тьме.

Позади кто-то хрюкнул и жалобно взвыл.

– Дерись, птенец! – выкрикнул англичанин, разворачиваясь к следующему противнику.

Не сразу я сообразил, что принц только что отплатил мне за спасение, убив подкравшегося монаха. А потом, покрепче перехватив рукоять меча, кинулся в бой.

В зале царила кутерьма и неразбериха. Из всех проходов гурьбой валили доминиканцы в светлых одеяниях и бернардинцы в белых хабитах с черным скапулярием[99]. Гремел многоголосый хор, от которого темнело в глазах и тело сковывала странная слабость, будто двигаешься в густой патоке:

– Deus! in nomine tuo salva me et in fortitudine tua ulciscere me. Deus! exaudi orationem meam auribus percipe verba oris mei, quia alieni insurrexerunt adversus me et fortes quaesierunt animam meam et non posuerunt Deum in conspectu suo semper…[100]