Книга Сомнамбулист - Джонатан Барнс

И я назвал им свое настоящее имя.

Здесь я его повторять не могу. Это прозаическое, обыденное имя, не достойное человека моих талантов и амбиций. Можете продолжать думать обо мне (если вы вообще решите обо мне думать) как о преподобном докторе Тане.

Сомнамбулист усмехнулся, но Мун все равно не узнавал меня. Великан нацарапал что-то на своей дощечке, и в глазах Эдварда мелькнула искорка понимания.

КАНАЛИЗАЦИЯ

Мистер Мун рассмеялся — этот жалкий человечиш-ка действительно смеялся надо мной!

— Конечно,— воскликнул он и продолжил свою речь чрезвычайно приукрашенным рассказом о том, как (будучи куда моложе) я попытался ограбить Банк Англии, но по ошибке прокопался в лондонскую канализацию.

— Я много месяцев пытался вспомнить ваше имя. — Он еле сдерживал смех.— Даже миссис Гроссмит вспомнить не смогла, хотя она-то мелочи помнит прекрасно.

Думаю, я высказался насчет сомнительной предусмотрительности Муна, раз он так нагло говорит со мной, попав в мое подземное логово безоружным, находясь полностью в моей власти.

Он потребовал объяснений, и я, как только сумел взять себя в руки, ответил ему. Я сказал этим двоим, что иерархия существует даже среди преступников и что после вышеописанного прискорбного инцидента я сделался мишенью для насмешек в преступном сообществе. Искусно избегая жалости к самому себе, изящно балансируя между пафосом и твердостью, я сказал им следующее:

— Я устал быть самым мелким из мелких проходимцев и решил изменить себя. Можно сказать, я основал религию.— При этих словах я хихикнул, полагая сказанное блестящей иронией.

Шарлотта улыбнулась (милая девочка), но эта парочка стояла с каменными лицами.

— Наше общество расшатано, мистер Мун. «Любовь» нашла выход.

— Ну, так поделитесь,— зевнул он.— Только не очень долго.

Он говорил со мной, словно с ребенком, и хотя его отношение обижало меня, я решил пока спустить ему эту наглость.

— Вы тоже часть этого выхода,— тщательно выговорил я.— Я не просто так вызвал вас сюда.

— Я пришел сюда по собственной воле. Вы тут ни при чем.

Признаюсь, я не сдержал восторженного вопля по поводу его неосведомленности (хотя, кажется, мне удалось скрыть свой восторг кашлем).

— Нет-нет,— мягко поправил его я.— Это я привел вас сюда.

Трое ждали у двери на галерею, чтобы сделать свой ход. Я поманил их к себе.

Мистер Клеменс. Миссис Хонимен. Томас Крибб.

— Это я разложил перед вами все эти намеки, Эдвард, и вы пошли по следу, как я и предполагал.

На его лице промелькнуло что-то подобное страху, когда последние детали разгадки встали на место. Не могу сказать, что в этот момент Мун оценил весь масштаб ловушки, в которую его искусно заманили. Но он был так очаровательно сломлен, что, наблюдая, как до него постепенно доходит вся глубина его провала, я просто не смог не рассмеяться.

Что бы вы ни думали, я не полностью лишен сочувствия. Мун испытал серьезное потрясение, и даже Сомнамбулист — это изваяние с острова Пасхи — был просто ошеломлен моим небрежным откровением.

Отослав Крибба, Шарлотту и прочих, я проводил моих гостей в скромный кабинет, где предложил им еду и напитки и пообещал все объяснить. Сомнамбулист явно обрадовался угощению, но Мун довольно резко отказался. Он отодвинул тарелку и раздраженно заявил:

— У меня есть вопросы.

— Мы здесь,— сказал я,— строим будущее. Новое общество, вдохновленное идеями Пантисократии.

— А почему для осуществления этих идей необходимы убийства?

— Моя совесть абсолютно чиста. То, что я делаю, я делаю исключительно ради бедных и обездоленных нашего великого города, ради нищих, попавших в изгои общества, оттесненных на обочину жизни независящими от них обстоятельствами. Эти «отбросы общества», если угодно, призраки из плоти и крови. Кроткие, мистер Мун, кроткие наследуют Землю!

— Люди вроде Спейта.

— Именно так.

— Спейт, которого я видел на прошлой неделе,— довольно гневно сказал он,— уже не тот человек, которого я когда-то знал.

Я пытался заставить его понять.

— Он изменился. Он нашел лучший путь в жизни.

— Что бы вы ни сделали с ним, вы сделали это и с моей сестрой.

— Она пришла к нам добровольно. Когда она поняла, что пребывала во тьме, «Любовь» вывела ее из мрака на свет. Все, чего мы жаждем, это жить согласно принципам Пантисократии. И мы очень близки к осуществлению нашей идеи. Многие ли в истории могли этим похвастаться? Мы собираемся построить рай на земле, мистер Мун. Почему вы чините нам препятствия?

— Потому что вы совершали убийства, обманывали и растлевали людей. Потому что вы извращенный неудачник, уверенный, будто можно перекроить мир по собственному желанию.

Мне стало немного не по себе от этих тяжелых слов, и Мун мгновенно воспользовался моим временным замешательством.

— Вы убили Варавву.

— Мы просили его присоединиться к нам.

— К вам? Что делать убийце в раю?

— Вы никогда не считали его безнадежным. Мы тоже.

— Но он отказался?

— Похоже, он предпочел умереть во тьме.

— А Мейрик Оусли?

— Мейрика мы направили туда наблюдать за ним. Варавва много знал о наших операциях.

— Поэтому вы его и убили?

— Причина не в том, что он мог рассказать вам правду. Но он сделал бы это слишком рано. Признаюсь, меня удивляет,— продолжил я,— что вы не спросили меня о Сириле Хонимене. В конце концов, именно его смерть навела вас на наш след.

Мун недоуменно посмотрел на меня.

— Никаких соображений на этот счет? — мягко произнес я.— Никаких изящных теорий? Никаких блестящих выводов, наконец?

— Ну, так расскажите же мне! — едва не закричал он.

— Это был крючок, Эдвард. Извращенное, гротескное преступление, которое должно было привлечь ваше внимание. Представление, перед которым — мы это знали — вам не устоять. Идеальный способ привлечь вас к нам.

— Так вы хотите сказать, что все это ради меня? Постановка?

— В общем и целом, да.

— Значит, люди погибли,— плюнул Мун,— ради нашего дурацкого разговора?

— Не надо быть таким эгоистичным. Миссис Хонимен и миссис Данбар не испытывали особой любви к своим бесполезным сыновьям. Они хотели убрать эти болезненные наросты, срезать их как можно скорее, как срезают уродливые бородавки. Мне кажется, им это было даже приятно.

— Миссис Хонимен. Миссис Данбар. Вряд ли их назовешь отбросами общества.

— Готов признать, что временами «Любовь» испытывала материальные затруднения. Нам требовались деньги. Вышеупомянутые дамы оказались полезными активами.