Книга Фабрика героев - Даниэль Дакар

Последние слова были произнесены свистящим шепотом, в салоне катера ощутимо похолодало — так, по крайней мере, показалось Никите. Его старшие офицеры глядели на Мэри как завороженные. Первым опомнился Савельев:

— Вы совершенно правы, майор. Если хотите, я попробую навести некоторые справки по своим каналам. Все всегда оставляет следы, вам ли не знать.

— Буду вам признательна, сэр, — кивнула Мэри и отвернулась к иллюминатору, показывая, что разговор закончен.

Три русских катера приземлились в указанной точке, из двух выпрыгнули, рассыпаясь цепью, десантники, окружившие третий. Наконец открылся люк, трап нащупал твердую поверхность и закрепился в устойчивом положении и высокие гости спустились на Бельтайн. Толпа за формальным гвардейским оцеплением разразилась приветственными криками.

Корсаков, сошедший с трапа первым и протянувший Мэри руку, на которую она с достоинством оперлась, с любопытством осмотрелся по сторонам. По космодрому гулял ветер, доносящий слабый, но отчетливый запах гари. На ближайших стартовых квадратах застыли знакомые силуэты «Сапсанов», обожженных, но гордых, несмотря на многочисленные повреждения. Полиция Бельтайна летает на «Сапсанах», вспомнилось ему. Да уж, видим. Летает, еще и как летает.

Чем ближе они подходили к встречающим, тем громче шумели люди за оцеплением. В центре группы, состоящей примерно из пятнадцати человек, стоял уже знакомый полковник Фортескью. По правую руку от него широко, хотя и немного напряженно, улыбался долговязый седой дядька лет восьмидесяти в полицейской форме с полковничьими погонами, держащий бархатную подушку с чем-то зеленым. Рядом с долговязым напряженно вглядывались то ли в Корсакова, то ли в идущую рядом Мэри наголо бритый крепыш со странными, словно потухшими глазами, и женщина неопределенного возраста и немыслимой красоты. Впрочем, красота эта оставила Никиту совершенно равнодушным, хотя он и оценил ее по достоинству. Слева от полковника стояли несколько монахинь во главе с матерью Агнессой. Вот эти точно смотрели только на Мэри, глаз не сводили. Особенно одна, худощавая, высокая, уже в летах. Ни апостольник, ни просторное одеяние, ни четки в руках не могли скрыть безукоризненную выправку. «Капитан София Гамильтон, бабушка мисс Мэри», — прошелестел в коммуникаторе шепот Савельева, проследившего, должно быть, за направлением взгляда Корсакова. Никакого сходства с внучкой. Вообще. Еще трое или четверо военных. Ну и, конечно, экипаж «Дестини», при всех орденах и полном параде.

Полковник повелительно поднял руку, и тут же установилась почти полная тишина, только ветер продолжал свистеть в посадочных опорах кораблей.

— Господин контр-адмирал! — заговорил Фортескью. — Я рад, что именно мне выпала высокая честь приветствовать от имени Совета наших русских союзников. Добро пожаловать на Бельтайн, господа. И добро пожаловать домой, Мэри Александра Гамильтон, отныне и навсегда — Гамильтон ап Бельтайн.

Полицейский полковник шагнул вперед. Марк Фортескью поманил к себе ошеломленную, застывшую, как изваяние, Мэри, взял с подушки и прикрепил внутрь петли тарисситового аксельбанта зеленый эмалевый лист клевера. На листе, как на ладони, лежало выполненное из белого золота стилизованное изображение системы Тариссы.

— Мэ-ри! — рявкнула толпа, состоявшая в основном, как мельком отметил Корсаков, из мужчин и женщин с такой же, как у монахинь, военной выправкой, — Мэ-ри! Мэ-ри! Мэ-ри!

— Я о таком только слышал, — прошептал в клипсе коммуникатора Савельев. — Это что-то вроде местной разновидности ненаследуемого дворянства. Ап Бельтайн были первые поселенцы, внесшие наибольший вклад в развитие колонии, в частности Кристофер Гамильтон, предок мисс Мэри. Он был старшим помощником на «Гринленде» и дал имя планете. Потом изредка ап Бельтайн становились самые выдающиеся граждане. На протяжении последних двухсот лет это звание не присваивалось никому.

Мэри повернулась к русским. Дрожащие губы пытались улыбаться, по левой щеке ползла одинокая слеза.

— Простите меня, господа, я… никак не ожидала…

Не сговариваясь, старшие офицеры эскадры во главе с Корсаковым отдали честь растерянной девушке. Она козырнула в ответ, шагнула к соотечественникам, тут же попала в объятия бабушки… Церемония перестала быть формальной, прибывшие и встречающие смещались, но Никита не спускал глаз с Мэри и поэтому уловил момент, когда она обратилась к крепышу, не принимающему участия во всеобщем гвалте:

— Шон, а где Келли? Он что, не мог освободить пару часов и встретить меня?

Бельтайнцы затихали один за другим, полицейский полковник осторожно переместился за спину Мэри, губы матери Агнессы превратились в тонкую линию.

— Шон, не молчи! Он что, ранен?! Тяжело?!

— Он не ранен, Мэри… — выдавил крепыш. — Ты же знаешь, нас бомбили… Прямое попадание в Координационный. Никто не выжил.

— Что… — прошептала она, и уже громче, срываясь на крик: — Этого не может быть, Шон, этого просто не может быть! Что за чушь, как это Келли может погибнуть, мы же с ним… договорились… — заглушая рвущийся из груди тоскливый вопль, она впилась зубами в кулак затянутой в перчатку правой руки, покачнулась, но полицейский — Морган? да, полковник Морган — не зевал. Ловко оттеснив шагнувшего вперед Никиту, он развернул Мэри лицом к себе, прижал к кителю и что-то зашептал на ухо. Подошедший крепыш обнял ее со спины, тоже что-то шепнул, Мэри высвободила одну руку, обхватила его за плечи, то же сделал Морган, и теперь все трое стояли, обнявшись и уткнувшись друг в друга головами. София Гамильтон сжала четки так, что казалось, еще секунда — и отполированные прикосновениями рук деревянные шарики посыплются на щербатое поле. В обманчиво-хрупких пальцах аббатисы мелькал шприц-тюбик.

Марк Фортескью виновато откашлялся:

— Капитан Келли О'Брайен был напарником мисс Гамильтон во время службы в полиции и ее ближайшим другом. Боюсь, она не сможет присоединиться к нам за обедом. Прошу вас, господа.

Следуя за полковником к ожидающему кару, Корсаков оглянулся. Толпа рассасывалась, монахини образовали одну группку, команда «Дестини» — другую, и отдельно стояли три обнявшихся человека, как будто отгородившиеся ото всех своей болью. Лишь ветер не обратил никакого внимания на то, как изменилось настроение людей, и как ни в чем не бывало гонял песок и гарь по неровным обожженным плитам.

Был уже вечер, когда Мэри поняла, что не знает, куда ей податься. Податься между тем было совершенно необходимо, но только не в обществе унылого парня, проводившего ее до самых дверей офицерского общежития. До последней минуты ей не удавалось избавиться от сопровождения. Рядом с ней все время кто-то был, всем что-то было от нее нужно. Она понимала, что так распорядился кто-то из командиров — Морган или Фортескыо, а то и мать-настоятельница руку приложила. Даже в похоронной конторе, от посещения которой ее дружно пытались отговорить и бабушка, и Морган, и Шон, на заднем плане маячил кто-то из офиса командующего планетарной обороной. Гробы стояли закрытыми, но спорить с Мэри, так и не снявшей парадную форму, пожилой служитель не рискнул и все-таки поднял тяжелую крышку, табличка на которой гласила: «Келли Лахлан О'Брайен». Придать прежнюю форму размозженной голове не смогли, но лицо совсем не пострадало и на секунду ей показалось, что Келли просто спит. Она осторожно погладила холодную щеку, сжала скрещенные на груди руки и грустно покачала головой: