Книга Наемники смерти - Антон Кравин

Он выстрелил. Вода окрасилась кровью. Марина смотрела как завороженная: огромная рыба уходила в глубину. А потом ей показалось, что где-то закричал человек, отчаянно, страшно, знакомым голосом. Не Данила, но кто-то из его команды.

Шейх повернулся в ту сторону, все еще сжимая пистолет.

– Ага. Профессор, слышишь? Сдается мне, твой сын плывет за нами. И вот что я тебе скажу, Тарас Петрович. Я, конечно, его убью. Но сперва с превеликим удовольствием посмотрю, как он тебя убивать будет.

– Данила?! Но это невозможно. Я же его отец. Алан, Данила никогда не причинит мне вреда.

– Думаешь? – Шейх улыбнулся, прищурив раскосые глаза. – А сдается мне, профессор, ты сам в это не веришь. Ты же знаешь Астрахана. Он же бешеный. И еще у него принципы. Он в армии не мог под систему прогнуться, потом клубу портил кровь… И ты думаешь, что он против тебя не пойдет? Да он давно мечтает тебя убить. И убьет. Я тебе, профессор, это гарантирую.

Тарас Петрович свысока покосился на него и ничего не ответил.

Here he lies where he longed to be,

Home is the sailor, home from sea,

And the hunter home from the hill[5].

Шейх цыкнул зубом, и Рэмбо пояснил:

– Земля прямо по курсу. Приплыли, кажется.

Из серого, плотного, как занавеска, физически ощутимого тумана выплывал остров Могилевский. Марина не узнала его, она просто почувствовала, что вот оно – средоточие Глуби. Сердце Сектора, эпицентр всех его тайн. Ни запомнившихся ей берез, ни ив, ни широкого песчаного берега здесь не было.

Вместо всего этого сразу за полоской мокрого песка – багровые плети лозы шевелятся, сплетаются в огромный клубок и распутываются снова. Дышит в лицо остро-пряным запахом Сектор, вьются над зарослями насекомые. Ни звука. Рэмбо налег на весла, удерживая лодку на месте.

Ссаживаться на этот берег не хотелось никому, даже Астрахан-старший притих и не проявлял инициативы. Марина вглядывалась в переплетение лиан: там, наверное, еще лежат скелеты ее родителей. Там осталось ее счастье, детство, ее память, погребенная под шевелящимися багровыми плетями.

– Ну что же. – Тарас Петрович откашлялся. – Мы на месте. Рэмбо, причаливай.

Весла плеснули по воде.

* * *

– Сердце… – сказал Маугли, ступив на глинистый пляж.

На его лице читалось нечто, отдаленно напоминающее… да, благоговение. Тихий восторг.

– Остров Могилевский, – сказал доцент Прянин с подчеркнуто сухим академическим интересом.

Данила спрыгнул на пляж молча.

Сразу за полоской мокрого рыжего песка начинались густые заросли, где обычный кустарник переплетался с багрово-хищными побегами лозы.

– Куда они пошли? – спросил Астрахан.

Маугли посмотрел на него с легким удивлением и махнул рукой в сторону зарослей.

– Там Сердце.

Ну да, действительно. Куда ж им еще податься…

– Сможешь провести нас мимо лозы?

– Лоза не тронет. Это же Сердце… – пожал плечами ребенок-мутант.

– Тогда пошли.

Несмотря на обещания Маугли, ломиться через заросли Астрахан не стал, он не самоубийца. Поэтому он пошел вдоль по пляжу, отыскивая просвет в хитросплетениях лиан, и через сотню шагов наткнулся на брошенную резиновую лодку. От лодки к зарослям вела цепочка следов: две пары армейских ботинок, совершенно неуместные мужские туфли на гладкой подошве и отпечаток небольшой, почти детской подошвы – берцы Марины, ее заставили идти первой. Ботинки – это понятно, это Шейх и тот патлатый амбал, что похитил Марину. А вот туфли…

Отец.

Больше некому.

Данила скрежетнул зубами и бросился по следам. Прянин отстал, Маугли неслышной тенью скользил рядом. «Совсем как Зулус», – некстати подумалось на бегу.

Погоня оказалась недолгой.

Враги расположились в дельте крошечной речушки… какой там речушки – ручья, впадающего в Московское море.

Болотистая заводь с каменистым берегом. Окутанная звенящей тишиной поляна. Густые заросли вокруг. Крошечный мирок, отделенный от остального мира, замкнутый на себя лоскут пространства. И это – Сердце Сектора?

На мшистом валуне сидел Астрахан-старший. Напротив него патлатый амбал с посеченной мордой держал за шиворот Марину.

А спиной к Даниле стоял полковник Мансуров.

Данила вытащил пистолет и дважды нажал на спуск.

Два сухих щелчка. Осечка!

Шейх упал на одно колено, перекатился в сторону и вскинул автомат. Амбал, отшвырнув Марину выхватил пистолет.

Щелк. Щелк-щелк-щелк…

«Так не бывает, – подумал Данила растерянно. – У всех троих – осечки? Не бывает…»

Только это Глубь. Тут бывает все.

Похоже, Шейх и патлатый пришли к тому же умозаключению. Шейх бросил пулемет и вытащил тесак, амбал последовал его примеру. Данила сменил пистолет на охотничий нож и медленно пошел по кругу.

Драться против двоих – тяжелая, изнурительная работа. Даже если они не вооружены и неподготовлены. Мансуров и его боец опасны каждый по отдельности, вдвоем же они представляли смертельную угрозу. Но Даниле было наплевать. Такая тварь, как Шейх, жить не должна…

– Данила, подожди! – крикнул отец.

Шейх и амбал разделились, чтобы обойти Данилу с разных сторон. Они разошлись на несколько метров, когда на помощь Даниле поспешил Прянин. Глупый поступок, но ученый просто не мог остаться безучастным. Патлатый шагнул к нему, и тут из зарослей вылетело самодельное копье и ударило в грудь амбала. Сильно ударило, с гулким стуком. Тот вскрикнул, отшатнулся, выронив нож.

Следом за копьем выскочил Маугли, бросился на патлатого. Тот, взвыв не столько от боли, сколько от негодования, попытался схватить маленького дикаря – но куда там! Скользкий, как угорь, мальчишка поднырнул под толстую руку, пнул голой пяткой в пах, заехал локтем в печень, запрыгнул на спину согнувшегося в три погибели противника и впился зубами в загривок.

Амбал пошатнулся и рухнул на землю у ручья. Привстал, пытаясь вывернуться. Маугли молча терзал зубами его шею сзади, здоровяк с хрипом пытался дотянуться до него, сорвать с себя.

Данила поводил клинком из стороны в сторону, разминая запястье. Шейх зеркально повторил его действие. Выучка у них была одинаковая.

Ножевой бой скоротечен и беспощаден. Когда два человека, вооруженных чем-то режущим или колющим, хотят убить друг друга, скорее всего, оба преуспеют. Самый вероятный исход схватки на ножах – два окровавленных трупа. Если же противники не камикадзе и умирать не желают, все решают скорость реакции и чувство времени.