Книга 725 дней во льдах Арктики. Австро-венгерская полярная экспедиция 1871–1874 гг. - Юлиус Иога́ннес Людо́викус фон Пайер

в путь совершенно исчезла.

По дрейфующим льдам

Наступило 20 мая, великий день начала похода в Европу[173]. Радостно встретили мы его, так как с этого дня мы снова стали свободны и деятельны.

К верхушкам мачт на «Тегеттгофе» прибили флаги. Мы двинулись в обратный путь к человеческим селениям, удаленным от нас на тысячи миль. Захватывающее зрелище представлял для нас самих этот наш уход.

Мысль покинуть судно, бросив его на произвол судьбы, имеет в себе даже в обычных условиях что-то волнующее. Насколько сильнее должно быть чувство тревоги, когда оставляешь корабль во льдах холодного моря! И все-таки даже в таком тяжелом случае привычка сыграла свою роль, значительно притупив болезненное ощущение. В течение долгих месяцев мы пребывали в непрерывном страхе, что льды раздавят корабль, а нам придется спасаться, бежать через ледяную пустыню налегке, без пищи и без крыши над головой. И все-таки этот корабль был в течение целых двух лет нашим единственным пристанищем и стойко хранил нас от всяких невзгод, которыми так щедро одаряет путешественников арктическая природа. Скрываясь за стенами корпуса судна, мы спасались от лютых морозов и свирепых штормов; стоя на борту, мы наблюдали, как выпуклые бока судна отражают напор громоздящихся льдин. Воспоминания обо всем пережитом здесь нахлынули на нас, когда мы прощались с кораблем. На столе в кают-компании был положен документ, содержавший изложение причин, вынудивших нас покинуть судно.

Пришлось расстаться со всеми сокровищами, накопленными во время экспедиции и взятыми с собой из Европы. На судне остались зоологические и ботанические коллекции, инструменты[174], ценная библиотека, полугодовой запас провизии и шестьдесят семь выделанных медвежьих шкур. Кое-кто отнес фотографии своих друзей и знакомых вместе с рамками на берег и повесил их там на скалах. Это делалось из желания избавить эти реликвии от участи судна, которому предстояла, казалось нам, скорая гибель от напирающих льдов; мы видели, что прижатое к берегу судно в конце концов не выдержит этого напора и должно будет пойти ко дну.

, 20 мая. Вся подготовка к обратному пути наконец закончена. Мы говорим могиле нашего умершего товарища «до свидания», а также земле, в которой он покоится, а в скором времени – и нашему кораблю, который так долго давал нам приют. Утром мы погрузили амуницию на сани, а лодки на лодочные сани. Во второй половине дня команду освободили от работ, чтобы каждый смог подготовиться к отъезду. Мы оставили все, что не было необходимо для выживания в экспедиции. У всех с собой столько одежды, сколько они могут за раз на себя надеть, и еще одеяло, чтобы согреться на привале.

Эллин Карлсен

Днем мы легли спать, а вечером в последний раз поели на корабле. В 9 ч вечера мы уже собрались около шлюпок, одетые в легкие походные костюмы. Солнце скрылось за тучами, низко нависавшими над землей. Наш путь пролегал к югу, через мрачную, покрытую глубоким снегом равнину.

Достижением этого дня была доставка всего груза на расстояние всего лишь одной мили от судна. Мы впрягались по очереди в шлюпки по 11–12 человек в каждую. Три раза нам пришлось проделать этот путь. На борту «Тегеттгофа» мы еще раз напились чаю и легли отдохнуть вблизи от судна, в снегу.

Такое медленное продвижение вперед оставалось изо дня в день постоянным. Мы проходили в сутки не больше одной мили, и то с большим трудом. Иногда даже это нам не удавалось, и мы едва продвигались на полмили. Стараясь извлечь пользу даже из самого незначительного северного ветра, мы ставили на нартах и на шлюпках паруса, но помощи от них было немного.

Причина столь медленного продвижения вперед заключалась в размягченном состоянии снега. Нарты глубоко проваливались, а лыжи всюду застревали и то и дело закапывались в снег своими низкими передками. Не было никакой возможности перебросить всю поклажу в один прием. Половины нас едва хватало для того, чтобы сдвинуть с места и тащить нагруженные нарты или лодку. Приходилось по пять раз проделывать одно и то же расстояние: три раза с грузом и два раза порожняком. В наших условиях эта работа была подлинным сизифовым трудом!

С каждым шагом мы проваливались по колено в снег, а особенно неудачливые из нас умудрялись проделывать это даже тогда, когда остальные легко проходили по верху сугробов. В частности, это относилось к Скарпе, про которого говорили, что он оставляет на поверхности снега только голову. Часто приходилось разгружать нарты, а еще чаще браться за них всем вместе и тащить из глубокой снеговой ямы. Обычно около половины дневного пути тянуть было сравнительно легко, зато вторая половина проходила в напряженнейшей работе, состоявшей в бесконечном подталкивании, подпирании и вытаскивании нарт. Чтобы достигнуть одновременного напряжения сил, мы затягивали песню. От усталости пот лил у нас с лица. Уже через несколько дней многие из нас сильно натерли себе плечи. К тому же нас мучила еще и жажда. Тяжелее всего приходилось тем, кто не привык много ходить. Они при первой возможности садились в снег, жадно набрасывались на него и ели не переставая.

Была ли хоть какая-нибудь надежда на спасение при таких темпах продвижения вперед?[175] Нет, никто не сомневался в том, что только счастливый случай мог помочь нам спастись.

Собаки тоже участвовали в общей работе, Карлсен помогал им тащить маленькие нарты.

В течение всей первой недели я ежедневно ездил с Галлером или Заниновичем на собаках обратно к судну, чтобы пополнить использованные за это время съестные припасы. Расстояние, которое экспедиция проходила с полным грузом в течение недели, мы проделывали во время этих поездок в один-два часа. Придя на судно, мы старались честно выполнить все те скромные поручения и просьбы, с которыми обращались к нам ваши товарищи. Мы обследовали трюм, осмотрели бочки, из которых чаще всего выглядывали засоленные медвежьи шкуры, и обыскали все каюты. Из огромного количества чая мы приготовили концентрированный отвар и наполнили им небольшой анкер[176]. Остатки запасов рома были влиты туда же, чтобы придать чаю еще больше крепости и приятный вкус. Мы разбойничали в собственном доме.

Над трупами убитых медведей носились стаи крикливых и сварливых чаек. Иногда невдалеке от судна появлялись живые медведи, шатавшиеся в округе. Они, видимо, ждали только момента, когда настанет их черед хозяйничать на корабле. Казалось, они терпеливо выжидали момента нашего окончательного ухода, чтобы наброситься