Книга Кара-Бугаз - Константин Георгиевич Паустовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дивизиону сторожевых судов держаться на вест от заградителя «Яуза» и по сигналу последнего идти в устье реки. Подойдя к устью, открыть огонь и остановиться у пристани».
– Это нам, – сказал Тренер. – Будет шумно.
«После высадки десанта с транспортов всякая артиллерийская стрельба прекращается. Корабли остаются на местах и ждут моего распоряжения.
Миноносцы имеют трехфлажную сигнальную книгу. Для пароходов средство связи – только голос».
– Всё? – спросил Мартайнен.
– Всё, – ответил Тренер и повторил: – «Для пароходов средство связи – только голос».
– Собственно говоря, одним голосом и воюем. И, между прочим, бьем. Под островом Мэг на Онежском озере – это было еще до вас – налетели английские гидро. Летчики хамили, почти цепляли за мачты. А у нас ни одного зенитного орудия. Пулеметы вверх не бьют из-за перекоса лент. Пришлось отстреливаться из винтовок и грозить кулаками. Но зато мы идеально научились увертываться на своих консервных банках. У англичан не было ни одного попадания.
– Бывает, – промолвил Мартайнен.
Комиссар принадлежал к породе людей, разговаривающих глазами. Он даже редко говорил «да» или «нет». Обычно о согласии или отказе Тренер узнавал по его взгляду. На Тренера он смотрел одобрительно, целиком ему доверял, на только что присланного из Петрограда старшего артиллериста – со скукой, считал его безвредным шаркуном.
Мартайнен никогда не ругался. В тех случаях, когда надлежало сказать крепкое слово, у него краснел затылок и белели глаза.
Выход в озеро был назначен ночью. Тренер приказал разбудить себя в полночь и спустился в каюту. Он лег и укрылся шинелью.
– «Сражения – это дым», – пробормотал он сквозь дремоту. «Кто это сказал? Какая чепуха! Должно быть, кто-нибудь из английских военачальников. По старым английским традициям, каждый боевой генерал, умирая, говорил какую-нибудь глупость, вроде того, что «война, как и все явления в мире, необходима». «Англия надеется, что каждый исполнит свой долг» – это самое неудачное из выражений Нельсона.
Кстати, почему Нельсон выиграл Трафальгарскую битву? В маневрировании парусных линейных кораблей не было правильного расчета. Нельсоном руководили каприз, полет фантазии, безрассудная смелость.
У нас – иное. Мы выигрываем благодаря простому плану, скрепленному мужеством и верой в дело».
– Трафальгар, – промолвил Тренер и натянул шинель на голову.
Дремоту Тренера прервал короткий стук в дверь. Пришел Мартайнен. Он сел в ногах Тренера, скрутил папиросу и будто невзначай обронил:
– Артиллерист дрейфит.
– Я проверял дальномеры и крепления. Всё в порядке.
– Да, но человек не в порядке.
– Будем следить.
Тренер поморщился и сел на койке. Болела голова. Перед боем это было совсем напрасно.
– А я здесь лежал, думал.
– Мечты о магнолиях в Петрограде? – усмехнулся Мартайнен.
– Да, все те же мечты о магнолиях, – вздохнул Тренер.
Его беспокоил артиллерист. Маленький, черный, очень вежливый, он выдавал свое сухопутное происхождение бледным лицом и множеством угрей на щеках. В боях он еще не был.
Артиллерист сам стриг себе усы по-английски. В каюте у него пахло филодермином и парикмахерской. На стенах веерами висели открытки золотоволосых девушек с розовыми носами и глазками цвета капусты. С матросами артиллерист говорил вкрадчиво, но мало. Команда его невзлюбила и прозвала «пассажиром».
– Ему бисером вышивать, а не плавать, – проворчал Тренер и натянул шинель. Пора было подыматься на мостик. – Что с ним происходит?
– Он дрожит, – ответил Мартайнен, и затылок его побагровел.
Тренер крякнул, выругался и застегнул шинель. Внезапно лицо его стало каменным, глаза похолодели. Он засунул руку в карман и вынул старые кожаные перчатки. Мартайнену показалось, что этим незаметным жестом Тренер небрежно спрятал в карман недавние мечты о магнолиях. Тренер сказал резко:
– Сейчас снимаемся.
– Есть! – невольно ответил Мартайнен и пропустил Тренера вперед.
Ветер с Ладоги пересчитывал редкие огни флотилии. Гулкий пар рвался вверх из труб миноносцев. После дремоты бледная северная ночь показалась Тренеру сном. Речные волны шумели в прибрежных кустах. Над болотами скрипели коростели.
В эту минуту старый буксирный пароход «Сильный» – ныне канонерская лодка «Номер два» – показался Тренеру грозным истребителем. Корабль затих. Люди говорили шепотом. Только машина, разогреваясь, посапывала паром.
На посыльном судне замигал сигнал. Все вздрогнули, хотя ждали его именно в этот час. Сигнал был дан строго в назначенное время.
Тотчас же две низкие тени миноносцев сдвинулись и, вздохнув машинами, пошли за посыльным судном. Флотилия вытягивалась белой линией кильватерных огней.
Вышли в озеро. Ветер свежел. С веста шла короткая волна. Через час канонерская лодка «Номер два» уже отыгрывалась, принимая волну. Тренер слушал нараставший шум и не мог отделаться от мысли, что шумят не прибрежные сосновые леса, а Ладожское озеро.
По пути в Видлицу, около устья реки Олонки, флотилию ждали транспорты с десантом. К ним подошли в три часа ночи. Рассвет зарождался на востоке отблеском бесконечных болот. Ветер стих.
В полной тишине флотилия перестроилась. Сторожевые суда окружили кольцом транспорты. Финская батарея как бы спросонок открыла огонь. Снаряды ложились между судами флотилии и берегом. Командующий приказал на огонь финнов не отвечать.
Тренер считал недолеты и посматривал на артиллериста.
Артиллерист потирал руки.
– Зябнете? Надо было выспаться раньше, – жестко сказал Тренер. – От дрожи может случиться расстройство желудка.
Артиллерист покраснел и сошел с мостика.
В пять часов флотилия подошла к Видлице. На берегах стояла предрассветная тишина. Если прислушаться, то слышался свист просыпающихся птиц. Было туманно и сыро.
Миноносцы отделились от флотилии, ушли к северу, круто повернули, и тотчас два гулких залпа, повторенных эхом, блеснули над серой водой.
Залпы учащались. Дым сражения – о нем недавно вспоминал Тренер – качался над палубами, взрываясь звонким треском огня.
Заградитель «Яуза» открыл огонь по видлицкому заводу. Завод вспыхнул исполинским костром. Финны отвечали торопливо и ожесточенно. Чайки с детским визгом неслись на юг, оглушенные боем.
Берега глухо дрожали. Дым взвивался над