Книга Идеальные - Николь Хакетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хотела поговорить о семейной психотерапии, – начала Холли, все еще испытывая неловкость из-за собственной церемонности. С трудом, но она заставила себя продолжить: – После поездки в Исландию я была немного не в себе. Но сейчас, мне кажется, пора.
Ник кивнул. Его лицо сковало напряжение. Холли сообщила, о чем надумала поговорить, как только попросила мужа принести кофе. Возможно, он ожидал какой-то прелюдии, легкой беседы ни о чем до того, как перейти к делу.
– Хорошо, – сказал Ник.
Холли показалось, что он хотел что-то добавить, но вместо этого Ник снова сел на стул. Холли вспомнился тот день, на кухне, когда она в первый раз сделала тест на беременность. Тогда первой реакцией Ника был порыв наклониться к жене, прикоснуться к ней. «Интересно, как быстро после того разговора все изменилось?» – подумала Холли.
– Я не считаю визит к семейному психотерапевту плохой идеей, – заговорила она, придерживаясь фраз, которые сформулировала для себя по дороге к кофейне. – И я уверена, что она обязательно пошла бы нам на пользу в определенной ситуации. Предложение само по себе очень хорошее.
Ник кивнул, как будто уже понял, что она собиралась сказать дальше.
– Только… я не знаю… Я не… – Холли потупила взгляд в стол.
Она попыталась вспомнить следующую фразу из своего разговора с самой собой. И не смогла. Единственное, о чем она в тот момент могла думать, – это о ресницах Ника, едва трепетавших на подушке рядом с ней, в блаженном, умиротворенном сне.
Закрыв глаза, Холли сглотнула.
– Ты не изменишь своего мнения насчет детей, – сказал Ник, застигнув ее врасплох. Глаза Холли распахнулись. Муж смотрел на нее так, словно слышал каждую мысль, проносившуюся в ее голове.
Холли ничего не сказала. Она не планировала расплакаться. Но, возможно, придется пойти и на это.
Ник провел рукой по волосам; его взгляд показался Холли отрешенным. Она не ответила на его вопрос, и они оба понимали, что это значило. Холли вспомнила разговор, состоявшийся у них в тот день, когда она вернулась из Исландии. «Возможно, мне больше ничего и не нужно», – сказал по телефону Ник. Представляя мужа говорящим эти слова, Холли всегда воображала именно такое выражение на его лице, как сейчас. Как будто он старался убедить себя в чем-то, что было неправдой, и он сознавал, что это неправда.
– Я люблю тебя, Ник, – призналась Холли. Не по сценарию. Она просто не смогла дольше сдерживаться. Ее рука непроизвольно потянулась к мужу, но застыла в воздухе посередине пути, а потом опустилась на пластиковую поверхность стола. Холли посмотрела на Ника, не желая этого говорить, но понимая, что должна. – Я люблю тебя очень сильно, и именно поэтому, – она пожала плечами, – именно поэтому я не желаю лукавить. Я не смогу принести тебе того счастья, которое ты заслуживаешь.
Ее голос прервался, но даже при этом ресницы Ника не дрогнули, а взгляд остался отрешенным. Он всегда был таким. Ник был хорошим человеком, хорошим мужем. Большинство женщин молили Бога о таком спутнике жизни. Его потеря значила провал по всем объективным меркам. И вот… Холли его потеряла.
Несколько секунд Ник ничего не говорил. «А вдруг он возразит?» – мелькнуло в голове у Холли. Хотя она чувствовала, что этого не случится. И действительно, когда Ник наконец заговорил, его голос был тихим, но твердым. Он принял решение.
– Я понимаю, – моргнул Ник, и Холли увидела: он тоже плакал. – Я лишь надеюсь, что ты понимаешь: я не перестал тебя любить. Все это… это не умалило моей любви к тебе.
Ник потянулся к ней, взял руку Холли в свою. И, подвигнув обоих подняться, поцеловал ее… на прощание.
Глава 49
Селеста
Спустя шесть недель
Даллас, штат Техас
Молчаливое противостояние в гостиничном номере 843 не стало для Селесты ничем новым. Белла уселась на краю своей кровати, вжав маленькие ножки в горку незастеленного постельного белья. Хруст прекрасных белых простыней под ней был атрибутом той простой роскоши, что вынуждала Селесту бодрствовать ночью и размышлять над тем, стоит ли ей прикладывать больше усилий, чтобы стать сказочно богатой.
Белла ничего не сказала о простынях, когда они проснулись поутру. И Селеста расценила это как позитивную реакцию. Девочка не любила отели, во многом именно из-за постельного белья, которое, по ее мнению, было чересчур «мнущимся».
Луи пошел в «Старбакс» на противоположной стороне улицы, предоставив Селесте препираться с дочкой из-за ее спортивной экипировки. В девять утра должен был стартовать забег, хотя протоколом мероприятия «предусматривалось», что все его участники прибудут на место к восьми. Селеста сочла, что это слишком рано. Хотя, с другой стороны, она мало что смыслила в беге и организации подобных соревнований. Еще в начале недели она раскопала кроссовки, которые купила после своего первого (и последнего) занятия по аэробике два года тому назад в бредовом порыве мотивировать себя хотя бы новой спортивной обувью.
В мысках кроссовок все еще лежали крошечные шарики мягкой папиросной бумаги.
– Беллз, – силясь сохранить тон спокойным, Селеста попыталась урезонить капризулю: – Забег – это то, ради чего мы сюда приехали. Помнишь?
Белла оттопырила губу. Эти маленькие пухлые губки она явно унаследовала от родни по отцовской линии.
– Я знаю, – с нетерпеливым хмыканьем заявила Белла. – Но я передумала.
Вздохнув, Селеста села на кровать напротив дочки. Своей задачей как матери она всегда считала воспитание сильной, независимой девочки-девушки-женщины. Но теперь она засомневалась: а не слишком ли она поспешила предоставить Белле право передумывать?
– Это забег в честь Алабамы, Беллз. Разве ты не хочешь поддержать Алабаму? – сказала Селеста и поразилась самой себе: уж больно аморальной ей показалась «козырная карта». Не стоило примешивать Алабаму, чтобы уговорить Беллу. С другой стороны, Селеста не покривила против истины. Ведь именно по этой причине – ради участия в забеге, посвященном Алабаме – она (как и все остальные) оказалась в Далласе. Список сценариев, в которых Селеста начала бы бегать по собственному желанию, был предельно кратким. А список сценариев, не угрожавших ей телесной травмой – еще короче.
Сузив глазки, Белла задумалась над словами матери; судя по лицу девочки, ее маленький, загадочный мозг напряженно заработал. «Смышленая девочка», – одобрительно кивнув, отозвалась о ней в беседе с родителями школьный психолог; и Селеста в тот момент испытала неподдельную симпатию к «разумной» женщине.
– Алабама умерла, – изрекла, наконец, Белла. Правда, ее голос прозвучал неуверенно.
Но Селеста не впервые задумалась: а правильно ли они