Книга Верь людям - Людмила Константиновна Татьяничева

незаметным. Это настораживало, а некоторых — отпугивало: никаких указаний Тищенко не давал, ни во что не вмешивался — будто и не он здесь главный…

— На экскурсию пришел, что ли? — пожимали плечами иные и вслух сравнивали: не-ет, не чета старому. Тот, едва заглядывал в цех, сразу разгон давал. От того ничего, бывало, не укроешь, все видел. «Снимал стружку», только держись!..

— Молодой больно, — сочувственно вздыхал другой, — не по силам, видать, для него пост…

Обрывки нелестных разговоров долетали до слуха Тищенко, жалили самолюбие. Он, казалось, не слышал их, но на лбу сбегались морщины. Мысленно он отметал недовольство людей, которым почему-то не по нутру пришлась его молодость: «Состариться никогда не поздно». Чаще обычного дымил папиросой, сквозь сизую струю зорко всматриваясь в окружающее.

Мастер суетливо бегает по пролету, распекает то одного, то другого, а дело стоит. Зашел к начальнику цеха — там полно народу. Начальник не успевает ответить на град вопросов. Он хватается за телефонную трубку, отдает распоряжения по пустячным делам…

«Диспетчер», — беспощадно констатирует Тищенко.

Недоверчивые и настороженные взгляды преследовали Тищенко и поздно вечером, когда он оказывался перед высокой аккуратной стопкой деловых бумаг на письменном столе. Эти взгляды требовали, торопили. А он — он многое хотел узнать о предприятии, он вслушивался в его ритм, выверял его «дыхание», словно прикидывал, на что способен завод в дальнем походе. Под торопливый разговор экспрессов, под густое шипенье автомобильных шин за окном Олег Иванович листал отпечатанные мелким типографским шрифтом брошюры — годовые планы завода, так называемые планы организационно-технических мероприятий. Читал и раздражался: главная нить все время ускользала, как ускользали от взгляда и сами бисерные буквы брошюры.

В планах все распылено, сведено к частным вопросам, не понять, на что нацелена инженерная мысль. На заводе десятки, сотни великолепных специалистов, но где, где их коллективная мысль?!.

Олег Иванович в раздражении поднялся, распахнул окно — в комнату хлынул прохладный, с гор, воздух. По склонам Паленой и Гурьихи волнами переливалось электрическое море. Мимо окон протопала, прозвенела, расплескав молодое веселье, голосистая компания.

Олег Иванович с завистью проводил ее взглядом, вернулся к столу. И опять — едва взглянул на бумаги — остро нахлынули мысли, давно мучавшие его. Отчего, по какой причине появляются на наших заводах инженеры-«рукомахатели»? От того ли, что много специалистов. Но это — великое благо. Не учат в институтах умению инженерно мыслить? Но это — чепуха. Может быть, дело в общей заводской атмосфере, в чем-то таком, что еще ему неизвестно?

«Думай, главный инженер, думай! Люди ждут твоего слова».

КОМАНДИРОВКА В… БИБЛИОТЕКУ

Брови главного инженера сошлись к переносице.

— Второй мартын? Кто такой? Ах, так вы называете мартеновскую печь… А не кажется ли вам, что такие выражения… не подходят для инженера?

Мастер пожал плечами, обиженно буркнул:

— Так говорят металлурги, — пожевал полными бледными губами, добавил с нескрываемым вызовом: — Хорошие металлурги.

Тищенко отвернулся, словно плечом отстраняя возражения. Обронил, будто для себя:

— Писатель, говорящий «чаво…»

Главный инженер шел по цеху быстрым, тяжелым шагом. Раздумья не сковывали его. Энергия мысли требовала движений, а привычка к спортивным занятиям дисциплинировала их. На полу валялась оброненная кем-то гайка. Случайно задел ее носком ботинка. Звякнув, она запрыгала по заклепкам железного пола.

«Выплясовывается, не выплясовывается, — припомнил главный инженер услышанное на каком-то цеховом совещании. — Ну, прямо чехарда какая-то!» И что-то показалось знакомым, общим в звякающей по железу гайке и в режущих слух вульгаризмах. Общее было в ненужности, случайности, в какой-то безалаберности. Нелепые словообразования, заменившие у некоторых инженеров техническую терминологию, казались продолжением чего-то более трудного, с чем неизбежно предстоит еще встретиться.

Тищенко был убежден: человек, который говорит не доводка, а отдуплился, камень — вместо известняк, забывший, что в технике измерения ведутся на миллиметры, а не на сантиметры и дециметры, не хочет или разучился мыслить четко, по-инженерному. Приказом не отучить людей от вульгаризмов. Это выглядело бы чудачеством.

Да, нужно убеждать! Но он торопился, многое на заводе следовало изменять, а кое-что — ломать, резко и бесповоротно! Да, он будет убеждать. Это он на собрании заводского партийного актива говорил:

— Завод качественных сталей не может так работать, в грязи и захламленности. Помните, гости, посетившие нас, похвалили: в цехах грязно, а сталь варите отличную. От такой похвалы со стыда сгоришь! Как нигде, на нашем заводе обязательна высокая культура производства.

Это он просил редактора заводской газеты:

— Больше пишите о культуре производства. Бейте во все колокола! Давайте наступать одним фронтом.

Тем не менее главный инженер верил в силу порядка, установленного административными мерами. И, конечно, кроме призывов, нужен порядок, во всем следует установить твердую систему, любыми строгими средствами. И люди поймут: так надо!

«Система» давалась нелегко. Наверное, так уж устроен человек: по душе ему больше директор-добряк, инженер — душа нараспашку. Милее тот, кто чаще улыбается и порой забывает о требовательности. И хоть видят люди, что дела у добряка-директора идут не ахти как, но прощают — «хороший человек…» А когда Олег Иванович созвал главных специалистов и суховато пригласил: «Пройдем по заводу», он встретился с недоуменными взглядами.

— Что-нибудь случилось? — вежливо осведомился один из них.

— Увидим на месте, — по-прежнему сдержанно ответил главный инженер.

Главные специалисты шагали по маршруту, проложенному Тищенко в первые дни «экскурсий». В прокатном главный инженер вызвал начальника цеха и, указав на склад мертвых деталей, приказал:

— Этот хлам уберите немедленно!

— Но позвольте…

— Не позволяю. — Обернулся к коллегам, доверительно сказал:

— Помните, Станиславский говорил, что культура театра начинается с вешалки?

Инженеры пожали плечами: дескать, здесь не театр и незачем устраивать спектакль…

В первом сталеплавильном Тищенко заставил вычистить пролеты и вывезти всю грязь.

— В конце дня вернемся, проверим, — сказал Олег Иванович ровным голосом, словно обещал прийти на чашку чая.

Грязь вывезли и когда обнажился пол, все увидели: колонна под печным пролетом держится на весу… Низ ее разрушился давно, но под слоем пыли никто этого не замечал. Останься все, как прежде, могла произойти катастрофа. Разглядывая острые клинья колонны, главные специалисты убеждались, что система Станиславского все-таки имеет прямое отношение и к их заводу…

Многое словно бы обросло пылью старых привычек. Свежий и острый глаз вновь прибывшего разглядел это. Нужно было выметать пыль… Главный инженер стал самым яростным борцом за культуру производства.

Культура производства… Большое, емкое слово! Олег Иванович часто думал о том, что она складывается из многих мелких и мельчайших деталей. Она вырастает из общей культуры, из знаний, привычек инженера и рабочего, зависит даже от того, с каким настроением и мыслями приходит человек на работу… А чем дышит заводская инженерия?