Книга ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эдуард Яковлевич! Я вот все думаю про ваше новое кино… Знаете, одни от экрана не могут оторваться, другие его просто не могут смотреть, особенно если у кого родня погибла по лагерям и штрафбатам. Хотя сколько времени прошло, казалось бы. Вот скажите, как вы думаете: удастся переломить это отношение верхов к низам как к пушечному мясу?
– Так было здесь всегда… Максим Горький говорил: «В России народу, что песку, не скоро вычерпают». И вот – вычерпали до дна…
Анатолий Гладилин:
«Жулики, добро пожаловать в Париж!»
Писатель Гладилин, у которого в 60–70-е была необычайно громкая слава, теперь хотя и наезжает в Москву, и мы с ним видимся здесь, да хоть случайно – сталкиваясь если не в профильном министерстве или, к примеру, издательстве, так в ресторане ЦДЛ, – интервью, тем не менее, давал в Париже. И это правильно. Человек же в этом городе живет как в родном. Это его дом. Куда я приехал из нашей безжалостной северной страны. Я бы даже сказал варварской, – а что? Так оно и есть.
И вот мы сидим в парижском кафе, называется Deauville, на самых что ни есть Елисейских Полях. Я пью вино, Гладилин – кофе; он, наверно, единственный русский писатель, кто не начинает пить раньше 22.00 местного времени. И в этом тоже глубокий смысл: начиная так поздно, не потеряешь не то что день, но даже и вечер, и остается больше времени для писания, что несомненно хорошо (Веню Ерофеева, который не лезет в схему, мы тут не обсуждаем, для ясности).
Город-праздник всегда
– А мы почему именно сюда пришли – вы тут живете рядом?
– Нет. Я просто люблю тут прогуливаться, когда приезжаю из своей деревни. У меня тут есть прогулочный маршрут. А так я живу в пригороде, на юго-западе, там самое начало Запада.
– И что у вас там в пригороде? Негры (которых тут с каждым годом я вижу все больше)? Арабы? Поджоги? (Как мы знаем из СМИ.)
– Нет, нет. Мы живем в хорошем пригороде. Там этих меньше, и они тихо себя ведут. Но все равно на всякий случай моих внуков отдали в частную школу. И только последний внук пошел в лицей, – но он один из лучших во Франции, там определенная публика, туда довольно трудно попасть.
Я достаю цифровой диктофон, размером с зажигалку, и писатель на него эмоционально реагирует, ностальгически вспоминает молодость:
– О, тридцать лет назад я ходил с та-а-ким магнитофоном! – руками он обозначает габариты хоть и чемодана, но такого, что можно брать с собой в самолет. – Он весил 8 килограммов.
– А, это когда вы на радио работали.
– Да. Радийный магнитофон, и еще батарейки запасные с собой, а это плюс полтора кило. А то [основные] сядут, – и всё. Плюс набор кассет. И надо было с этой тяжестью бегать по германским аэропортам…
– Помню – это когда прибывали знаменитые эмигранты из СССР на ПМЖ к вам!
– Да.
– Которые ехали не к вам, а в Калифорнию, так те, как напьются, затягивают – «И на Тихом океане свой закончили поход». Должен сказать, я вам завидую – вы впервые увидели этот город в юности. (Я в тридцать с лишним, тоже неплохо, но уже не то, не то.) В 61-м, кажется, вы сюда впервые приехали?
– Да. И это было счастье. Я приехал сюда с делегацией писателей. Каверин был… И молодые авторы – Бондарев и Бакланов.
– Это они-то – молодые?
– Ну да. Для меня. А я был самый молодой. Поездка та меня просто сразила! Я просился после в Москве, чтоб меня отправили во Францию пожить. Я б работал на заводе Renault и писал бы повесть о рабочем классе.
– Они хоть обещали рассмотреть просьбу или сразу послали куда подальше? И вообще, что вам тут понравилось – музеи, рестораны, воздух?
– Улицы. Мне очень нравилось просто ходить по улицам Парижа. Я поэтому сорвал поездку группы в Версаль, – только Париж! Зачем нам эти дворцы, давайте мы тут проведем все время! Нельзя, программа ведь. Но я их уболтал, я им сказал тогда: зачем нам резиденция королей, когда вместо нее мы можем посетить редакцию l’Humanité – коммунистической газеты? И тут им нечем было крыть. А мне-то лишь бы лишний денек в Париже! У нас была неделя здесь, а еще на неделю нас повезли на юг Франции.
– Вас заставляли встречаться с читателями?
– Да. Это было ужасно. Кто-то на этих встречах даже выступал, но это были проверенные товарищи. Но случались и срывы. К примеру, у нас были запланированы большие мероприятия в городе Ним, встречи со студентами и прочее. И вот мы подъехали к назначенному месту – и вдруг баба, которая нами командовала (при ней был еще товарищ такой тихий, я все спрашивал, кто такой, мне не отвечали), сказала: «Сидеть тихо, не вставать, никто не выходит, едем дальше». – «Что так? Почему вы нас не выпускаете?» – «Нам сообщили, что ожидается провокация».
– Смешно.
– Я сидел тихо: мне важно было, чтоб меня снова пустили во Францию.
– Ну все-таки – что вас туда тянуло? Свобода?
– В те времена и у нас была свобода…
– Что тогда – магазины?
– В магазинах было всё, это правда… Всё! Но денег у нас было в обрез.
– И вы пошли в Tati, тогда это было модно у советских туристов.
– Нет, все-таки мы ходили по магазинам в районе Place Opera. Эта баба наша руководящая с удовольствием водила нас по магазинам. А деньги были только у Бакланова. Ему удалось выбить свой гонорар за какую-то западную публикацию – аж 200 франков. А у нас было только по 100 франков.
– Значит, просто город как таковой вас притягивал.
– Ничего не надо – только ходить и смотреть. Девочки какие! Правда, в Москве девочки не хуже… Но тогда в Париже начиналась мода на короткие юбки, – чего совершенно у нас не было.
– Но проститутки у вас тут просто страшные. Ходили вы, кстати, как советский человек на Place Pigalle?
– О, это отдельная история. Я узнал, что наши военные собираются на Pigalle…
– Военные?
– Ну военные писатели. Бондарев и Бакланов. Они шли на стриптиз. Франков пятнадцать это
