Книга Вассал и господин - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было как раз то, что Волков и наделся услышать.
— Молодец, Сыч.
— Это не все еще, — продолжил Фриц Ламме, — еще познакомился я с пареньком одним, на той стороне живет. Помогать нам он согласился. Он хоть и молодой, да смышленый.
— Тоже плоты гоняет?
— Нет, свинопас он, сирота бездомная. Я ему талер дал, так он рад был радеханек. Говорит: «Скажите, что господин вам надобно, все вам расскажу». А он там по всему берегу свиней гоняет, он все видит.
— Да, — задумчиво произнес кавалер, — этот парень может нам пригодиться. Молодец Сыч, дважды молодец.
И Фриц Ламме продолжил, но интонация его поменялась:
— Экселенц, я там походил, да побродил… С людьми разными потолковал…
— Ну? — Волков покосился на него с подозрением.
— Потратился я, экселенц, — продолжил Сыч, делая жалостливое лицо. — Даже свои личные и то потратил, опять же свинопасу талер дал.
Волков уже не первый день знал его, и думал, что скорее всего Сыч врет:
— Врешь ведь, — сказал он, — по трактирам пару дней посидел, да мальчишке дал немного денег, а говоришь, что потратился.
— Экселенц! — возмутился Сыч.
Но кавалер уже доставал из кошеля деньги, кинул на стол три монеты. Сыч оскалился довольный, сгреб деньги и стал вылезать из-за стола:
— Спасибо, экселенц.
— Иди уже, помойся, — сказал Волков, — а то госпожа Брунхильда морщится от тебя.
— Обязательно, экселенц, лишь бы госпоже Брунхильде угодить.
Он, кажется, первый раз назвал ее «госпожой». И Брунхильда это отметила. Загордилась. Вот теперь и Сыч ее госпожой признавал, оставался еще Ёган.
Она уже освоилась в доме, уже все слуги, и Яков и Мария слушали ее больше, чем самого Волкова. За мелкую монету стала она звать местных баб чистить дом, скоблить стены, потолок от сажи. Дом совсем уже не походил на тот огромный и крепкий сарай, которым он был поначалу. Он стал теплым и пах хорошей едой. И все вокруг, даже господа офицеры, беспрекословно выполняли ее просьбы. Она во все лезла, что касалось хозяйства, и во всем разбиралась. Ежедневно принимала молоко от местных баб, собирала сама яйца, следила как Мария замешивает хлеб, и все, все прочее делала. А еще она стала читать, да не просто, а монах еще в Ланне выучил ее читать на языке пращуров, она и увлеклась, теперь могла и любую молитву из Писания прочесть и перевести, не дура авось. Баб местных собирала, читала им из книги, и детей местных привечала, то хлебом белым, то каплей меда. Они часто во дворе дома крутились. И звали ее не иначе как «милой госпожой». Быстро стали ее любить тут все.
И чем тогда она не госпожа? Госпожа. Кто же в том усомнится, когда помимо всего она еще каждый день ложилась с господином в кровать. Только вот пока не венчаная, а так настоящая госпожа.
И Волкова не удивило, когда как-то однажды пришли мужики, и не к нему пришли, а к ней. Как к заступнице, и стали говорить с Брунхильдой о делах, что ее не касались.
— Вы уж вступитесь за нас, госпожа, — невесело бубнил один из них. — Уж утихомирьте вашего управляющего.
А она не отправила их к господину, проявила участие:
— И что же он?
— Неволит, госпожа, поначалу как приехали, господин обещал, что барщина будет два раза в неделю, а управляющий свирепствует, почитай каждый день гоняет: то на сено, то канавы в болоте рыть гоняет.
— Каждый день гоняет? — интересовалась искренне девушка.
Волков прислушивался поначалу к этому разговору, а потом встал и подошел:
— Значит, гоняет вас на барщину?
— Гоняет, господин, нешто у нас своих дел нету?
— А какие же у вас дела, поля вспахали, засеяли, заборонили, что за дела у вас?
— Ну, в огороде так всякие дела… — начал было мужик.
— В каком еще огороде, никогда не видал вас в огородах, там и бабы ваши управляются.
— Ну, со скотиной дела разные… — говорил мужик.
— С какой еще скотиной дела? — не верил Волков. — Баба твоя с утра ее подоила, да к пастуху выгнала, и вечером подоила, у тебя какие дела со скотиной? Ты и не видишь ее. Только молоко от нее видишь. И косишь сено ты не для меня, ты для себя, скотине на зиму косишь…
— Как же для себя! Две трети сена управляющий вам возит.
— Так лошадям зимой есть нужно будет, а лошадьми ты пользовался, когда поле пахал.
— Так то не наши лошади! То ваши лошади, — загалдели мужики.
— Ах, вот как, а кто за вас долги выплатил барону соседскому.
Мужики не отвечали, стояли сопели.
— Что молчите? Забыли? Вот и косите сено мне, не то будете лошадей в долг у барона брать.
— А как же канавы? — вспомнил один из пришедших.
— Будете копать, — строго сказал Волков, — не для меня копаете, а для себя, там вам выпасы дам, коли из болота луга получатся.
— О! — мужики в такое не верили, стали махать руками. — Никогда там лугов не будет.
— Будете копать, — повторил Волков. — Если вас не заставлять, так вы с печи слезать не будете. Управляющий говорит, что вы лентяи все.
Мужики насупились еще больше.
— Господин мой, — вмешалась Брунхильда, — может, поговорить с управляющим, может людям дать передых, может у них и вправду по дому дела есть.
Лезла она не в свое дело, но так она была красива и мила, что не смог он ей ответить отказом, махнул рукой и сказал:
— Ну, скажи Ёгану, пусть даст послабление. Только зря это все, нет у них никаких дел.
— Я поговорю с управляющим, — улыбаясь говорила Брунхильда, — ступайте.
— Вот спасибо вам, милая госпожа, — кланялись ей мужики. — Отрада вы наша.
Дурь, конечно, это была бабья, нечего было этих мужичков жалеть. Прав был Ёган, прохиндеи они и лентяи, но так рада была Брунхильда, так довольна собой, что Волков ничего не стал ей выговаривать. Она довольна, ну и он доволен. Пусть по ее будет.
* * *
Еще через день к нему пришли солдаты, те, что из людей Рене и Бертье, было их немало, человек двадцать, они вызвали его во двор, и сержант от лица всех начал:
— Господин, дело крестьянское скудное, вот мы походили по
